Лиза прочла эту цитату из «Песни Песней» в письме, которое никак не ожидала получить. Почтальон разыскал ее в виноградниках, где Лиза работала вместе с остальными. Увидев полузабытый почерк на конверте, она сразу бросилась в единственное укромное место в лагере, — уборную. Переживания давно ушедшего прошлого разом обрушились на нее. Когда она жила в Киеве, часто видела имя и фотографии Алексея в газетах: высокопоставленный деятель молодцевато вытянулся перед шеренгами военных. Потом прочитала об аресте и невероятных признаниях. Лиза была счастлива, что расстрел заменили высылкой вместе с эмигрантами.
Он писал, что сначала его некоторое время продержали в заключении в Эммаусе, и теперь он полностью переменился. Его перевели в поселение в горах Бетера. Условия здесь нелегкие, но все упорно трудятся, чтобы жить стало лучше. Когда он увидел в списках имя Лизы, сразу осознал, что любит ее по- прежнему. Алексей хотел, чтобы она присоединилась к нему.
Люба не желала, чтобы подруга ее покинула, и поэтому постоянно твердила ей о преимуществах совместной жизни с Алексеем. Он, конечно, ни слова не написал о замужестве, но законы здесь всячески препятствовали заключению таких формальных союзов.
Лиза ответила ему, что уже слишком поздно. Она тоже по-прежнему любит его, но если они станут жить вместе, обоим не даст покоя призрак мертвого младенца. Слишком тяжелый груз лежит на их совести.
Однажды Лиза с замиранием сердца услышала по радиоприемнику чарующее пение Веры Беренштейн. Она звучала даже лучше, чем раньше. Вера исполняла нехарактерную для ее прежнего репертуара религиозную композицию на слова двадцать третьего псалма. Благодаря дружбе с молодым лейтенантом, Лиза смогла поговорить по телефону с обладательницей волшебного голоса, едва пробивавшегося сквозь постоянный треск и шипение. Вера подтвердила, что ее мужа здесь нет, — пока нет. Она была очень взволнована, все время спрашивала о своем сыне. На самом деле, Лиза постепенно готовила мальчика к встрече с родной матерью: упоминала, словно невзначай, рассказывала о ней.
Свыкнуться с мыслью о грядущем расставании ей самой оказалось очень нелегко; гораздо труднее, чем приспособиться к несложной работе в поле, которую недавно стала выполнять. Она часто украдкой плакала. Лиза стала матерью для Коли, а мальчик считал, что он ее сын, и все же ей предстояло отдать ребенка женщине, которая произвела его на свет. Когда (если) здесь появится Виктор, уступить его жене будет намного проще. В душе она радовалась, что он еще не прибыл, хотя ее мучила совесть. Как ни любила Лиза Виктора, он не стал для нее подлинным мужем, мужчиной, с которым соединяешься навеки. Словно искупая моральный грех, она старалась всячески облегчать жизнь людям.
Лиза попыталась помочь больному старику, которого принимала за Фрейда. Ричард разрешил ей просмотреть личные карточки поселенцев. Все дело в том, что она не помнила фамилию замужней дочери профессора. Но когда нашла некую Софью Халберштадт, у которой был маленький сын Хайнц, подумала, что напала на верный след, и написала ей короткое письмо. Словно в награду за доброе дело, наткнулась на карточку старинной петербургской подруги, Кедровой. А когда возвратилась в свою комнату, на тумбочке у кровати ее дожидалось письмо. По странному совпадению, его прислала Людмила. Она увидела имя Лизы в списках, и очень обрадовалась. Здоровье пока не позволяет ей выходить за пределы лагеря, но она надеется скоро ее увидеть. Они обрабатывают больную грудь радием: болезненный процесс, из-за которого она чувствует себя плохо. Странно, ведь Лиза четко помнила, что врачи, тщетно пытаясь спасти Людмилу, удалили ей грудь. Оставалось надеяться, что болезнь не пошла дальше.
Удушливо-жарким безветренным днем Ричард Лайонс повез ее в армейском джипе по берегу озера. Мать пожелала встретиться с ней в каком-нибудь безлюдном месте. Он остановил машину в тени фиговых деревьев, и сказал, что она должна пересечь дюну. Дойдя до вершины, Лиза остановилась, посмотрела вниз. Вдалеке простирались холмы Иудеи, у озера стояла женщина. Она отвернулась, словно зачарованная облаком красной пыли на горизонте и застыла, как статуя: даже края одежды не колыхались. Когда, наконец, подняла голову, Лиза увидела, что вся левая половина лица превратилась в сплошной рубец.
Они молча брели по берегу, не зная, что сказать друг другу. В конце-концов, Лиза заговорила. Мне очень жаль, что ты получила такие ожоги, сказала она.
«Да, но поделом мне. К тому же, врачи здесь творят настоящие чудеса». Дочь вспомнила забытый за полвека голос, и грудь болезненно сжалась.
Женщина пристально вглядывалась в Лизу, постепенно узнавая в ней своего ребенка. Заметила крестик на шее: «Это ведь мой, да? Я рада, что ты его сохранила».
Все же обе чувствовали себя неловко и скованно.
Чтобы прервать неприятную паузу, Лиза спросила, как живется в Кане, где располагалось поселение матери.
Та растянула губы в грустной усмешке. «Ну, в любом случае, это не нижний круг».
Лиза вежливо улыбнулась в ответ, хотя была озадачена ее словами; теперь она вспомнила неприятное пристрастие матери к многозначительным тирадам.
«Скоро сюда приедет твоя тетя».
«Да? Когда же?»
«Скоро».
Над водой пролетел ворон, зажав в клюве кусочек хлеба.
«И Юра тоже». Мать искоса посмотрела на Лизу. В прекрасных карих глазах таилась грусть. «Тебе следовало бы получше узнать своего брата. Ну конечно, когда ты родилась, мальчик очень ревновал. Вы такие разные: без сомнения, он пошел в отца».
Лиза потянулась к ее руке. Они неуклюже переплели пальцы. «Ты знаешь, что здесь твой отец? Он изолирован».
«Как обычно». — обе негромко рассмеялись, и ощущение неловкости наконец исчезло.
«Ты общаешься с ним?» — спросила Лиза.
«Ну, конечно».
«Передашь привет от меня?»
«Разумеется. Да, его родные, — и мои тоже, — хотят, чтобы ты знала, все просто мечтают увидеть тебя, и с нетерпением ждут встречи».
Лиза кивнула; ей было приятно слышать это. Они прогуливались вдоль берега, неслышно ступая по песку. У нее едва не вырвался давно мучивший ее вопрос, но она вовремя остановила себя. Рано, еще слишком рано. Кроме того, сейчас стало ясно, что ничего важного тут нет, простое любопытство. Единственно важной, страшной проблемой всегда оставалась
Словно прочитав мысли дочери, мать вздохнула и произнесла, — «Полагаю, ты знаешь, что произошло?»
«В общих чертах. Но если тебе неприятно, не надо говорить об этом. Ничего особо важного тут нет. Я поразилась бы ничуть не меньше, если бы узнала, что ты участвовала в съезде монахинь».
Мать рассмеялась. «Ну, на такое я вряд ли способна! Нет, я не возражаю, давай поговорим. Твой дядя — славный малый. Ему приходилось нелегко с Магдой. Он здоровый, нормальный мужчина, но ее желания никак не соответствовали его потребностям. Она почти ничего не могла дать ему. Нельзя ее
