помог ей без труда вглядеться в чащу, где заплутал Мэтью, и увидеть за ней свет и надежду. Хоть что- нибудь, лишь бы избавиться от ощущения, что за последние два года он, ни о чем не подозревая, обошел гигантский круг и вернулся к тому, с чего начал.
Эди ждала его у здания, прислонившись к тумбе с рекламой пилатеса, скрестив руки на груди и надев очки от солнца.
Он наклонился поцеловать ее в щеку.
— Я опоздал?
Обхватив обеими руками за шею, Эди притянула его к себе.
— Нет, мы просто закончили пораньше. Сегодня мы радовались жизни до упаду, и эта радость всех измотала.
— А я и не знал, что Ибсен умел радоваться, — заметил Мэтью, прижатый щекой к материнскому лицу.
— Нечему было. Во времена Ибсена в Норвегии жуть что творилось. Работа была проклятием и наказанием за грехи.
— Сплошное веселье…
Эди наконец отпустила Мэтью и взглянула на него:
— Вид у тебя никуда не годится.
— Да.
— Мэтт! Мэтью! — Она взяла его за руку. — Что случилось?
Он огляделся:
— Давай поищем какой-нибудь паб.
— Ты заболел?
— Нет, ничего подобного, — поспешил ответить он и двинулся по тротуару, увлекая мать за собой. — Я все объясню, — пообещал он, внезапно ощутив легкость освобождения, наполняющую грудь и голову. — Я все тебе расскажу.
Рассел отправился на предварительный показ новой американской пьесы в театре «Ройял корт», ушел в антракте и девятнадцатым автобусом вернулся домой. Он звал Эди с собой в театр, но она сказала, что у нее поздняя репетиция, а потом другие дела — она не объяснила какие, выразилась туманно, но не таинственно, во всяком случае, не настолько, чтобы насторожить Рассела. В прошлом, конечно, у них бывали тревожные звоночки, когда Эди вдруг увлеклась своим сценическим партнером или товарищем по школьному родительскому комитету, в работу которого Эди вносила громогласный и энергичный вклад. Если уж совсем начистоту, то и у Рассела бывали обеды, дневные встречи, а однажды даже целые выходные, когда он вспоминал, какими притягательными бывают новые знакомые, новые лица и тела даже для самых верных и порядочных супругов. Но не подозрения погнали Рассела прочь из театра сразу после первого действия и усадили в автобус, а неожиданный прилив чувства, которое с недавних пор стало до боли знакомым — желания, чтобы Эди была рядом с ним, чтобы придала иной, живой и яркий оттенок всему, что он видел и слышал. Откровенно говоря, прошли годы с тех пор, как он в последний раз так отчаянно скучал по Эди. Ну и пусть, теперь он наверняка наверстает упущенное. Разглядывая в окно автобуса вечерние толпы пешеходов, заполонившие тротуары, он размышлял, чем занять себя, свой разум и чувства, если он примчится домой и обнаружит, что Эди там нет.
Но она была дома. Она сидела за кухонным столом, читала вечернюю газету, нацепив очки, и прихлебывала чай из кружки. Рядом с газетой на столе, там, куда его обычно не пускали, застыл Арси в позе египетской кошки-статуэтки — стройный, удлиненный и совершенно неподвижный.
— Спектакль дрянь? — спросила Эди, снимая очки.
— Говорильня, — откликнулся Рассел, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Много слов, а смысла ноль. Ты совсем разбаловала кота.
Эди взглянула на Арси. Тот не удостоил ее ответным взглядом.
— Знаю.
— Репетиция удалась?
— Вполне. Ласло прекрасно играет излишнюю впечатлительность, но чтобы блистать, этого мало. Если он сделает из Освальда рефлексирующего нытика, публика не впечатлится.
Рассел заглянул в холодильник:
— Как насчет ужина?
— Я уже, — сообщила Эди, — но там еще осталась ветчина. Оглядывая полки, Рассел небрежным тоном спросил из холодильника:
— Ужинала одна? Или с кем-нибудь?
— Не одна. С Мэтью.
Пауза.
— С Мэтью, — повторил Рассел, не меняя позы.
— Да.
Он достал тарелку с ветчиной.
— Почему же не пришли поужинать сюда?
— Да мы не планировали. — Эди сложила газету. — Сначала зашли выпить, потом заказали пасту. Сдается мне, теперь я на пасту даже смотреть не смогу.
Рассел перенес ветчину на стол и направился к хлебнице.
— Как он?
— Рассел, — Эди резко выпрямилась, — это кошмар. Он в ужасном состоянии.
Он обернулся:
— Мэтью?
— Да.
— Потерял работу?
— Потерял Рут.
Рассел вернулся и сел к столу.
— Она его выставила?
— Нет. На самом деле все еще печальнее. Он ушел от нее, потому что она решила купить квартиру, он согласился, что ей пора, а она выбрала шикарную, возле Тейт-Модерн — и конечно, он не смог себе ее позволить, и вообще, как выяснилось, ему уже давно был не по карману их стиль жизни. Вот он и ушел, чтобы не мешать ей.
Рассел смотрел на ветчину не отрываясь.
— Мэтт ушел от Рут потому, что не мог позволить себе купить квартиру, которую она захотела? — наконец уточнил он.
— Ну, в общем, да.
Он поднял взгляд.
— Эди, что с ними?
— С Мэттом и Рут?
— Да. Нет. Со всеми с ними. Со всеми детьми — ведь они столько зарабатывают, а им все равно не хватает.
— Дело не в них, — объяснила Эди, — а во времени. Так теперь обстоят дела. Мы поженились молодыми, потому что так делали все, у нас не было ни денег, ни мебели, потому что ни у кого не было, а теперь есть, в том и разница.
Рассел вздохнул:
— Он все еще любит ее?
— Думаю, да.
— А она? Любит его?
— Ну, если она чуть ли не целыми днями шлет ему эсэмэски с признаниями, — наверное, да.
— Ничего не понимаю.
— Не важно, понимаешь ты или нет, — ответила Эди. — Так вышло, и все.
Рассел скрестил руки на столе и уронил на них голову.
