побелить, немного того, немного этого.
Все деньги, что я зарабатывал, шли на футбол. Ситуация становилась все более организованной, более структурированной, и прошло совсем немного времени до той поры, когда я принял участие в первой домашней акции. Большинство молодых, «подающих надежды» хулиганов начинали с периферии движения — следовали за «основными», бегали взад-вперед, участвовали в мелких стычках, но по-настоящему «пороха не нюхали». Мы же жили около стадиона, занимая тем самым прекрасную позицию для устройства засады на вражеских фанатов. Поэтому мы проводили массу времени, шляясь по улицам до и после игры, отлавливая тех, кто мог быть постарше и посильнее нас, но отставал от своих. «Ливерпуль», «Эвертон» и «Лидс» были на особом счету, потому что они всегда привозили с собой большую толпу и кто-нибудь всегда от нее отставал.
Моя самая большая и реальная драка в те молодые годы состоялась против «Тоттенхэма» в 1975 году. У них было несколько по-настоящему сильных бойцов, и к тому же они привезли с собой целую армию болел. Где-то за пять минут до свистка около сотни фанатов «Тоттенхэма» наводнили наш Киппакс. Это был классический маневр. Они собрались на верхних рядах сектора, дождались условленного сигнала, а затем ринулись на нас лавиной. Мы были застигнуты практически врасплох и рванули от них вниз по сектору. Мешанина из тел внизу в конце концов заставила нас остановиться. Некоторые из нас взглянули друг на друга и решили: да пошло все это нах! Страх превратился в злость из-за унижения, причиненного нам приезжими. Мы развернулись и побежали назад, навстречу врагу. Началось реальное месиво, но наша брала верх. Болел Сити становилось все больше и больше, и нам удалось оттеснить «Тоттенхэм» обратно к верхним рядам Киппакса. Некоторые из наших врагов стали перелезать через лестничные перила, чтобы спрыгнуть и спастись бегством.
В это же самое время все больше и больше поклонников «Тоттенхэма» собиралось на трибуне Платт Лэйн. Я добрался до самого верха Киппакса и увидел, что около четырехсот болельщиков Сити устремились в их сторону. Стало завариваться настоящее побоище, и в дело вмешалась полиция, но безрезультатно. Что она могла поделать, когда несколько сот парней бьются друг с другом? В конечном итоге кокни[11] были раздавлены. Их разбили на несколько групп и преследовали по пятам.
После матча вся площадь вокруг стадиона была заполнена фанатами Сити, ожидающими выхода своих врагов. Многие были на взводе, потому что противники посмели зайти на наш сектор. Полиция удерживала их на стадионе целую вечность, а потом окружила тройным кордоном и препроводила на вокзал. Эта была моя первая главная битва, и я был в первых рядах…
К тому времени среди болел Сити начали формироваться молодежные группировки. Наши располагали неплохой «фирмой» из Гортона, в Уайтеншоу тоже была своя с Дэвидом Скелли и Джимми Гиттингсом, хорошая «фирма» образовалась и в Фаллоуфилде — Дэвид Фаукс и его дружки. Все они на Киппаксе стояли рядом с нами. Те люди, с которыми я в то время общался, были, по преимуществу, старше меня и обладали большим опытом фанатских боевых действий. Я вскоре понял, кто есть кто. Отправляясь на выездной матч, я думал: поеду с этими, они крутые. Мы были еще детьми, но достаточно смышлеными и быстро усваивающими уроки улицы.
«Мидлсбро» были еще одной командой, фанаты которой ворвались на Киппакс в апреле 1977 года. К нам тогда приехало несколько сотен неплохих ребят, и мы бились целый день. Они тоже наводнили нашу трибуну, но с этим напором мы справились, а затем полиция и вовсе спасла приезжую публику, препроводив ее через поле на свою трибуну. После игры мы допоздна дрались на улицах. Фанатам «Мидлсбро» пришлось буквально прорываться в центр города, чтобы уехать домой на поезде. Мы постоянно нападали на них, но они отбивали все наши наскоки и не отступали. Я тогда впервые подумал: смотри-ка, приехали сюда и не побежали. Это было здорово. Если кто-то бьется до последнего, то ты его уважаешь. Ты также понимаешь, что когда приедешь в их город, тоже огребешь по полной. Но ты должен поехать к ним в город, потому что это дело принципа — прорваться на их трибуну. Легко биться в родных стенах. Отправиться на выезд и выстоять вместе с остальными — вот настоящее дело!
Субботнее утро 23 апреля 1977 года. Я вбегаю в дом и быстро поднимаюсь по лестнице в спальню Дональда: «Дональд! Вставай! В конце улицы толпа скаузеров![12] Пошли! Все уже в парке. Надо их сделать!»
Дональд выскакивает из постели и выглядывает в окно. Толпы фанатов уже клубятся вокруг Ллойд- стрит. «Ливерпуль» играет у нас против «Эвертона» в полуфинале Кубка Англии, и Футбольная ассоциация не нашла ничего умнее, чем выбрать «Мэйн-роуд» в качестве нейтрального поля. А если и есть на свете одна вещь, которую все мы ненавидим, — так это скаузеры!
Дональд быстро напяливает шмотки, и мы бежим к выходу. В прихожей нас встречает мама:
— Дональд! Сходи к букмекеру и сделай ставку на трех лошадей!
— Хорошо, мама.
— Возьми с собой ребят. Только не идите по Денмарк-роуд. Отец говорит, что там толпа болельщиков из Ливерпуля, и некоторые из них, наверное, ищут на свою голову неприятности.
— Хорошо, ма.
Мы отправляемся к букмекеру: я, Дональд, Крис и парень, которого зовут Док. Моя мама приютила его после того, как Дока выкинул на улицу отец. Мы идем через парк, пересекаем Грейт-Вестерн-стрит. Несколько знакомых парней присоединяются к нам. Мы направляемся к Крофтон-стрит, что неподалеку от стадиона.
На улице стоит небольшая группа скаузеров. Один их них обращается к Дональду: «Копье есть?» Парень имеет в виду мелочь, но Дональд думает, что над ним издеваются из-за цвета кожи, потому что он — полукровка. Бах! Дональд сбивает парня, я укладываю другого. Крис, которому всего четырнадцать, присоединяется к нам, и скаузеры обращаются в бегство. Мы ловим одного из них, валим на землю, прессуем и бросаем в бак для строительного мусора.
Появляется полиция, и мы бежим обратно к Грейт-Вестерн-стрит, прямо навстречу еще одной группе скаузеров. Небольшая драка, и мы прорываемся дальше — Крис и Док в одну сторону, Дональд и я — в другую. Полиция на хвосте. Мы бежим по улицам, перелезаем через стену заброшенного дома. Дональд где-то прячется и затихает. Я же забегаю прямо в дом и замираю, затаив дыхание. Копы кричат один другому: «Один из них внутри! Спускай собаку!»
Блин! Я выглядываю и вижу огромную немецкую овчарку, бегущую к дому. Бегу по ступенькам в заднюю спальню. Слышу, как собака гонится за мной. Выглядываю из окна второго этажа во двор. Под окном — гора строительного песка. Или песок, или зубы овчарки в моей заднице. Взбираюсь на подоконник и прыгаю. Скатываюсь и продолжаю бежать. Слава, бля, богу, собаки не слышно. Перемахиваю через забор и бегу в парк. Оглядываюсь и вижу сцену из фильма про войну: десяток полицейских, вытянувшись цепью, гонится за мной. Я продолжаю бежать, пока один из них не сбивает меня с ног. Через мгновение я оказываюсь в полицейском фургоне. Дональд уже там.
Крис и Док в это время ищут приключений на Мосс Лэйн. Полиция повсюду. Они вскочили в телефонную будку и притворились, что им нужно срочно позвонить. Крепкий коп рвет дверь будки на себя:
— Ребята, вы случаем не дрались сегодня?
— Нет! У меня мама в больнице, и я пришел сюда, чтобы позвонить ей. У нас дома нет телефона, — говорит Крис.
— Неужели? И какой в больнице телефон?
Крис выпаливает номер Манчестер Ройал Инфермари. Коп и не догадывается, что моя мама работает именно там. Он долго и пристально смотрит на них, потом наконец уходит. Они бегут домой, где мама готовится к мирному домашнему субботнему обеду перед телевизором.
— А где остальные двое?
— Не знаю, — говорит Крис.
— Ну ладно, лишь бы они не забыли сделать ставки.
Док и Крис вгрызаются в сэндвичи и смотрят фильм. К шести часам мама начинает проявлять беспокойство. Вероятно, в большей степени — из-за денег.
— Вы точно не знаете, где они?
— Ммм, — мычит Крис. — Я не думаю, что они скоро вернутся, мама. Их арестовали.
