Фэтона, где находился Дзист. Яви опасался, что Райн узнает о местонахождении своего адъютанта и каким-нибудь образом постарается его убрать. Приходилось держать под охраной и Софи.
Дважды уже звонил Фрин. Ему удалось найти Эштер Гюйя, бывшего хозяина «Дракона» и узнать у него следующее: три года назад Гюй участвовал в гонках автолюбительских машин на первой своей машине, имевшей вращающуюся рулевую турель. Гонки он проиграл. За воротами автотрека к нему подошел какой-то мужчина и предложил за довольно потрепанную «Мегеру» — так Гюй называл свою машину — очень приличную сумму. Естественно, Гюй сразу согласился. Он смог не только подробно описать Фрину свою «Мегеру», но даже подарил фотографию машины. Что касается покупателя, то помнил он его плохо. Единственное, что осталось У него в памяти — это смутное ощущение какой-то диспропорции в фигуре покупателя. Гюй не мог сказать конкретно, в чем именно заключалась эта диспропорция. Они оба спешили, да и в районе автотрека было ке очень светло. Гюй передал покупателю все документы на машину и сразу уехал в Лин. С тех пор он никогда не встречался ни со своей «Мегерой», ни с ее новым хозяином.
Второй раз Фрин позвонил Яви из столицы. Он поднял на ноги весь свой отдел и принялся уже за конкретные поиски «Мегеры» и ее хозяина.
Бейт после удачно сыгранной в «Амброне» роли остался в столице для выполнения второго задания инспектора.
Яви предупредил Эда, что тому придется докладывать Снайду об аресте в «Амброне». Так и вышло.
Сообщение о том, что Рэктон вроде бы ошибся, оговорив случайного человека, вызвало у главного ехидную улыбку. Он дал понять, что не верит Бейту и приказал немедленно признаться прессе «в этой ошибке».
Бейт позвонил в Лин. Инспектор запретил ему выполнять приказ главного.
Яви понимал причины недовольства главного. Тот подозревал, что от него скрываются самые существенные детали дела, и, естественно, ему это не нравилось. Но Яви решил выдерживать свою линию до конца.
Бейта он оставил в столице, потому что там он был нужнее, чем в Пине.
Соримен медленно шел по улице, глубоко засунув руки в карманы пальто. Он никак не мог отвыкнуть от своей мальчишеской привычки.
Предвечерние сумерки только-только начали окрашивать городское пространство в свои унылые призрачные тона.
Уборщики улиц, которых не коснулся чрезвычайный правительственный декрет, продолжали забастовку, и поэтому неубранные улицы, окрашенные сероватым цветом наступающего вечера, казались особенно неопрятными. Подтаявший за день снег к вечеру стал подмерзать, покрывая тротуары и проезжую часть грязно-серой хрустящей коркой.
Лори вяло брел по тротуару, изредка поднимая голову и встречаясь с глазами прохожих.
Праздная публика не жаловала улицы своего города с первых дней нового года. Слишком они выдались тревожными. Впрочем, линцы и раньше предпочитали отсиживаться зимой по домам.
Лори миновал здание городского муниципалитета и свернул направо. Через несколько минут он вышел на площадь, на противоположной стороне которой белело здание городской биржи труда.
Отцы города, дабы избавить безработных от неприятных эмоций, которые обычно будят в них унылые типовые здания бирж труда, снесли в Лине старую биржу и построили новую по специально заказанному оригинальному проекту.
Фасад биржи, украшенный лепным барельефом на тему из популярной классической комедии и четырьмя молочно-белыми изящными колоннами, был похож на фасад оперного театра или мюзик- холла.
Соримен пересек площадь и остановился напротив биржи, широко расставив ноги и по-прежнему держа руки в карманах пальто. Он не мог объяснить себе, что привело его сюда.
Взгляд Лори медленно полз по фасаду здания и, наконец, уперся в огромные, почти во всю ширину биржи, двери.
Лицо Соримена дрогнуло в язвительной усмешке. Уж что-что, а двери бирж труда в Арании всегда широко распахнуты для безработных. Иди и стой там, пока не околеешь от голода и усталости.
Случаев скоропостижных смертей безработных в очередях на биржах труда на памяти Соримена было достаточно.
— Пришел очередь занимать с вечера? — услышал Лори голос за спиной и резко обернулся.
Там стояли Омей и еще двое рабочих. На лице Омея не было улыбки.
Лори тяжело вздохнул. Рабочие в Лине не скрывали своего откровенного несогласия с постановлением Центрального забастовочного комитета о прекращении забастовки. Десять процентов надбавки к зарплате ровным счетом ничего не стоили в условиях нарастающей инфляции, тем более, что частный бизнес и не думал выполнять декретное требование правительства о замораживании цен на продукты питания и предметы первой необходимости. Цены складывались такие, какими формировала их инфляция, а не правительство. Твердыми они были только в государственной торговле, которая и в Лине, и по всей стране находилась в зачаточном состоянии. Чтобы купить булку хлеба в государственном магазине, нужно было несколько часов выстоять в очереди, не говоря уже о других продуктах.
— Я вынужден подчиняться решению Центра, — глухо проговорил Лори, нарушив тягостную паузу.
— А мы не обязаны подчиняться ему! — нервно ответил один из рабочих.
Соримен внимательно посмотрел ему в лицо и подумал, что он, наверное, металлист.
— Мы отказываемся выполнять провокационное постановление Центра о перемирии, — уже спокойнее продолжил рабочий — и завтра с утра объявляем забастовку.
— Но она будет незаконна, — медленно ответил Лори. — Полиция в два счета запрячет за решетку организаторов, а предприниматели на законном основании выбросят на улицу всех, кто примет участие в забастовке.
— Всех не уволишь, — усмехнулся Омей. — Пойми, Лори, — почти выкрикнул он, — это самое настоящее предательство! Мы не пойдем на поводу политической проституции верхушки Центра!
Мимо проехал полицейский фургон. Офицер, сидевший рядом с шофером, подозрительно глянул на Лори и его собеседников.
— Уйдем отсюда, — предложил Соримен. — Не будем мозолить глаза фараонам. Поговорим в другом месте.
Лори с самого начала был против постановления Центра. Провокационное решение сразу сбило накал забастовочной борьбы. Как коммунист, он был не согласен с решением Центра, но, как функционер Центра, обязан подчиняться ему.
Директива, полученная из ЦК компартии, рекомендовала ни в коем случае не входить в конфронтацию с Центром и в то же время добиваться возобновления забастовки. Пусть инициаторами протеста будут сами рабочие, а не он, профсоюзный руководитель.
Лори решил поговорить с товарищами в нейтральной обстановке. Соримен знал, что комиссар Муттон не спускает с него глаз, он к этому привык. В кафе, по крайней мере, легко можно контролировать окружение.
Сели за дальний столик, заказали красное вино, гренки. Лори сел лицом к залу. Посетителей было мало, и это тоже устраивало Соримена.
Омей представил Лори своих товарищей. Один из них, как и предполагал Соримен, оказался металлистом, другой — рабочим пищевого комбината.
Говорили вполголоса, попивая вино и похрустывая гренками.
