Зачем бы это ей, Не мог понять, Листок разгладив, поглядел опять. Таких цветов не видел он в природе. Задумался: «Цветок!.. Зачем цветок?..» И вдруг его потряс догадки ток: «Да это ж детская рука в обводе, Да это ж сына моего рука, Протянутая мне издалека!» Да как он сразу Буквиц не заметил, Написанных по краешку: «От Феди». Глаза его зажглись: казалось, пар Выбрасывал он вздутыми ноздрями, Как свежими горячими углями Не в меру перегретый самовар. Так невменяемый Впадает в радость, А невменяемость в любви — как святость. Пошла, Пошла, Пошла куда-то вкось Ума и сердца золотая ось. — Т-сс, он свихнулся! — Фразы повторенье Лишь вызывало подозренье к ней: — Да это же рука любви моей, Рука моей любви и примиренья! Да это же рука, что, в мир явясь, С обеих наших душ Смахнула грязь!.. Друг оказался на свою беду В то время у начальства на виду. Меж тем сенсационное известье И звание высокое «отец» Его, такого пылкого, вконец Душевного лишили равновесья. А от начальства, Чтоб избегнуть фальши, В такое время надо быть подальше. А тут еще ему, Сама страстна, Своих страстей добавила весна, Тайгою закачалась подхмелевшей, Рекою расковалась, сбросив плен, И новым руслом — руслом перемен Направила конфликт, давно назревший. Но срыву не найти бы оправданий, Когда б не эти Комнаты свиданий! Встречали в них Мужей отгороженных Весною понаехавшие жены Из дальних городов и деревень. Огнем любви и нежности сгорая, Счастливцы уходили в двери рая И возвращались лишь на пятый день. Смотреть на них, Блаженных от избытка, Ревнивому Жуану стало пыткой. В столярной, Проходя свои этапы, Пилились, гнулись и сушились капы С далекой Цыденжаповой версты. Жуан в горячке стал довольно часто Оспаривать вмешательство начальства: — Не вы, а я конструктор красоты! — Жуан-отец, тоскуя о свободе, Совсем забыл, Что не на том заводе. Уже назавтра, Став на путь регресса, Мой друг шагал на раскорчевку леса, На заготовку смолянистых дров, На просветленье просек долговерстных, И вскоре душу просветлил он в соснах, Так воздух был покоен и здоров. Не странно ли, Что, к лесу непривычный, Он даже мыслить Стал философичней.