С моими, брат, не цацкались домами. Хотел бы хоть в один вернуться, но Мне всюду с ними просто наважденье. Домов, где жил я, с моего рожденья За ветхостью с десяток снесено. Не будет места в той эпохе дальней, О, друг мой, Для доски мемориальной! Так мы шутили, Подобрев к домам, С придумкою и правдой пополам Припоминали прошлые проказы, За словом не ходили далеко, И было нам так вольно и легко, Как будто и не ссорились ни разу, Пока не стало видно из-под грозди, Как в уникальный дом Толкнулись гости. В гостях сидел С большим сознаньем прав Почти что прежний свадебный состав, Как вроде бы игралась на усадьбе Не по годам отсчитанная в срок, А по страданиям, что выдал рок, Досрочная серебряная свадьба, Но не кричали «горько» шумовато, Поскольку въяве Было горьковато. Была на теще гения печать. Достало б ей гостей поугощать И тем же салом, тою же ветчинкой, Картошкой, студнем из телячьих ног… Так нет же, а сварганила пирог С той самой рыбно-луковой начинкой И «дурочку», прикрытую со сметкой Под честною Фабричной этикеткой. Добро и зло — Две стороны медали. Вот выпили и все добрее стали. Сердца открыли, сжатые в тиски. Ну, что такое зелье? Так— водица! Но как свежо зарозовели лица, Тугие развязались языки. У бывшей в напряжении Наташи Опали плечи В памятном вальяже. Какой-то дед спросил, беря пирог: — Преуважаемый, а как острог? — Старик был стар, но в памяти и силе, Пожалуй, посильней внучат иных. То был заглавный корень Кузьминых, Отец отца Наташи — дед Василий. — Острогов нынче нет! — Мой тезка — в колкость: — А если нет острогов, Где же строгость?.. Что мой Жуан Был встречен как герой, Меня и то коробило порой, Как будто он не лес пилил на трассе, Не пни в глуши таежной корчевал, А с некою задачей побывал В почетной экспедиции на Марсе. Наверно, проявлялся в тот момент Судьбы сибирской Некий рудимент. Сибирь, мой край, Затмивший все края, О, золотая каторга моя, Приют суровый праотцов бесправных, Где барско-царских не было плетей, Но лыко нам неведомых лаптей, С железом кандалов прошло на равных. Народом ничего не позабыто, Что в жизни поколений Было бытом. Сибиряку сама живая данность Внушала и суровость и гуманность. Почти в любой семье сибиряка Для беглецов считалось делом чести На самом видном и доступном месте