безжалостно обкромсали, придав ей внешнее сходство с этими животными, настолько воздействовало на ее психику, что она начала идентифицировать себя с ними и во всех прочих отношениях? Если она не будет следить за собой, то вскоре дойдет до того, что начнет жить вместе с ними, и кудахтать, и мычать, как они – по крайней мере, как те странные, приплясывающие представители их вида, которых показывают по телевизору.
Все эти соображения промелькнули в ее мозгу за пару секунд. А еще через пару секунд она придумала, что сказать Амлису Вессу.
– В каком таком смысле «Что это значит»? – воскликнула она раздраженно. – Это какая-то закорючка, которая, очевидно, что-то значит для водселей. Я не знаю, что это такое.
Она посмотрела Амлису прямо в глаза, желая сделать свое заявление более убедительным.
– Я тоже не знаю, но подозреваю, – спокойно ответил Амлис.
– Я бы могла догадаться, что такая мелочь, как ваше собственное невежество в этом вопросе, не остановит вас, – съязвила Иссерли, впервые заметив, что веки Амлиса окружены кольцом снежно-белых волос.
– Я всего лишь пытаюсь заставить вас понять, – продолжил он, слегка задетый ее замечанием, – что мясо, которое вы ели несколько минут назад, это то же самое мясо, которое сейчас пытается вступить с нами в контакт.
Иссерли вздохнула и сложила руки на груди, чувствуя себя ужасно уставшей от треска люминесцентных ламп и тяжелого дыхания тридцати тварей, запертых в тесном подземелье.
– Со
Амлис нахмурился и посмотрел на значки, накарябанные на земле.
– Вы уверены, что не знаете смысла этих знаков? – спросил он, и в голосе его ясно прозвучала нотка недоверия.
– Не понимаю, чего вы от меня ожидаете! – внезапно взорвалась Иссерли, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Я человек, а не водсель.
Амлис оглядел ее с головы до ног, как будто только сейчас увидел ее чудовищное уродство. Он стоял перед ней во всей своей красе, черный мех его сверкал во влажном воздухе, он смотрел то на нее, то на водселей, то на водсельские каракули.
– Извините меня, – вымолвил он наконец и повернулся к лифту.
Через несколько часов Иссерли ехала по шоссе, глотая открытым ртом свежий воздух, струившийся в салон через окно, так, словно она хотела втянуть в легкие все небо целиком, и думала о том, как прошла ее встреча с Амлисом Вессом.
Не так уж и плохо, думала она. Ей нечего стыдиться. Он повел себя бестактно. Ему пришлось извиниться.
Проблема с водселями заключается в том, что люди, которые ничего о них не знают, имеют о них совершенно ложное представление. Они пытаются антропоморфизировать их поведение. Допустим, водсель совершает какое-нибудь действие, напоминающее человеческое, или издает звук, похожий на тот, что издает в беде человек, или же делает движения, которыми у людей сопровождается просьба. Невежественный наблюдатель в этом случае тут же делает поспешные выводы.
Но, если присмотреться внимательнее, становится очевидно, что водсель не умеет делать ничего из того, что является отличительными признаками человеческого рода. Водсели не могут ни сиувиль, ни месништиль, не имеют ни малейшего представления о слане. Этим низкоразвитым скотам не приходила в голову даже мысль об использовании хуншура, их общество настолько примитивно, что хиссиссинов в нем попросту не существует, а уж ни в чайле, ни даже в чайльсинне эти создания вообще не испытывают никакой потребности.
И достаточно заглянуть в их мутные маленькие глазки, чтобы понять почему.
Разумеется, если смотреть на вещи непредвзято.
Вот почему будет лучше, если Амлис Весс так и не узнает, что водсели умеют говорить.
Ей следует быть осторожнее и никогда не упоминать об этом факте в его присутствии. Это не приведет ни к чему хорошему. В подобных случаях поверхностное знание гораздо опаснее абсолютного невежества.
Очень хорошо то, что водселей всегда доставляют в стойло в бессознательном состоянии. К тому времени, когда они снова приходят в себя, уже бывают приняты все меры, чтобы они издавали как можно меньше шума. Это ликвидирует проблемы в зародыше.
Если Амлиса невозможно держать под контролем до отбытия транспортного корабля, то пусть лучше пребывает в неведении.
А уж когда он очутится на борту корабля, отправляющегося домой, вот тогда он сможет дать полную волю своей сентиментальности, своей больной совести и всему прочему. Если он захочет выбросить то, что раньше было водселями, за борт, чтобы подарить своим любимым животным посмертную свободу, то это уже будет не проблема Иссерли.
Ее проблемы гораздо серьезней, чем комплексы сибаритствующих богачей. Ей нужно выполнять свою работу. Это трудная работа, но, кроме Иссерли, никто не может с ней справиться.
Проезжая мимо далморской фермы под Алнессом, она заметила впереди на дороге автостопщика. Он маячил там, где дорога переваливала через гребень холма, прямо посреди открытого поля. Иссерли закрыла окно и включила обогреватель. Ее рабочий день начался.
Даже с расстояния ста или более метров она видела, что мужчина, стоявший на обочине, был могуч, как трактор, и его можно было без опаски запрягать в телегу. Массивное туловище водселя было тем заметнее, что он облачился в оранжевый комбинезон из светоотражающего материала. Его легко можно было принять за экспериментальный дорожный знак или что-то в этом роде.
Подъехав, Иссерли обнаружила тем не менее, что оранжевый комбинезон был таким старым и прокопченным, что во многих местах почернел, как гнилая банановая кожура. Такой грязный и поношенный комбинезон не позволили бы носить работнику ни одной компании, так что его обладатель явно был сам себе хозяин или же вообще не имел никакой работы. И это было хорошо. Безработные водсели обладали очень многими преимуществами. Хотя на взгляд Иссерли они были ничем не хуже тех, кто имел работу, в глазах общества они часто представали отщепенцами и изгоями, одинокими и уязвимыми. Оказавшись в таком положении, они, как правило, проводили остаток жизни, слоняясь на периферии водсельского стада, и из кожи вон лезли, чтобы на них обратил внимание кто-нибудь из высокопоставленных самцов или достигших половой зрелости самок. Они мечтали быть с ними на короткой ноге, но не могли этого добиться, опасаясь, что при попытках приблизиться к подобным особям они понесут серьезное наказание. В каком-то смысле популяция водселей сама отбирала из своей среды кандидатов на заклание.
Иссерли, как обычно, на малой скорости проехала мимо автостопщика. Тот заметил «тойоту», но взглянул на нее только мельком, и взгляд его выражал крайнее безразличие: судя по всему, он прекрасно понимал, что его комбинезон цвета гниющей банановой кожуры будет отвергнут, как плохо сочетающийся с темно-серой обивкой салона. Кроме этой «тойоты» по дороге проезжают еще сотни машин, – казалось, думал он, – так стоит ли волноваться?
Она оценила его при первом же проезде. Он был, вне всяких сомнений, массивен. Может быть, даже чересчур массивен. Избыток сала нежелателен: Унсер, главный технолог, объяснил ей, что сало – не только лишняя прослойка, от которой приходится избавляться: сало пропитывает собой весь организм и портит качество мяса. Или что-то вроде того.
Впрочем, этот водсель вполне мог состоять из сплошных мышц. Иссерли съехала на обочину, выждала там некоторое время, а затем аккуратно выполнила разворот.
Еще она заметила, что этот водсель был абсолютно лыс, на голове у него не росло ни одного волоска, что, впрочем, не имело особенного значения, поскольку в любом случае он стал бы таким к концу откормочного цикла. Но по какой причине водсели лысеют раньше срока? Она надеялась, что дело не в дефекте, способном повлиять на качество мяса, и не в какой-нибудь болезни. Бестелесный голос из телевизора сказал ей однажды, что жертвы раковых заболеваний лысеют. Но автостопщик в оранжевом комбинезоне – вот он, кстати, снова показался впереди – вовсе не был похож на жертву ракового
