рванул его так, что трухлявая пыль столбом взвилась, и вынул из открывшейся ниши стопку баксов. От этой «котлеты» он отщипнул несколько купюр и сказал:
— Теперь можно тащить тебя ко всем этим стилистам, визажистам и прочим «истам». Дорого дерут, сволочи, но иначе Фил забракует.
Перебираю в памяти все виражи моей карьеры и думаю, что мне удивительно везло в трудоустройстве. По только по одному профилю, да по другому у меня не было и возможности, и желания такого, чтобы <не дописано>
Стилист. Визажист. Мастер маникюра и педикюра. Шмотки из бутика.
Зеркало.
Я смотрела на себя словно со стороны. Зеркало снова и снова возвращало мне отражение какой-то новой, незнакомой, холеной женщины с контрастирующими с оттененно бледным лицом темными волосами, уложенными в сложную прическу. На обнаженных плечах женщины лежали рукотворные блики, бездыханное пламя свечей, горевших в канделябрах на выходе из элитного салона, стояло в больших, влажных глазах. Платье облегало стройную фигуру, мои длинные ноги, затянутые в ажурные чулки и обутые в дорогие туфельки на высоченном каблуке, заплелись в какую-то неловкую позицию, но нарисовавшийся Роман хлопнул ладонью по моему бедру, и правая нога пружинисто распрямилась, а левая, проехав каблуком туфли по полу, чуть полусогнулась в колене и застыла в игривой позиции из боевого арсенала подиумных моделей. Красива до отвращения.
— Шарман, бля, как сказала француженка, приехав из России, — гаркнул Роман. — Вот теперь, быть может, Фил тебя и примет. Он вроде не гей, бабы ему нравятся. Не знаю даже, как тебя и транспортировать: на такси и везти-то совестно, такую роскошную. Ну ладно, — с сарказмом добавил он, — поехали покорять Москву в лице отдельно взятого сутера Фили Грека. Я с ним уже созвонился, пока тебя тут перелопачивали.
Сейчас я не хуже, а, быть может, даже лучше, но чувствую себя бутафорным экзотическим фруктом из дорогого магазина. Я знаю, сейчас многие мне завидуют. Это, может, единственная настоящая моя радость в жизни. Извечное человеческое: хорошо от сознания того, что кому-то еще хуже.
Взяли. Фил Грек и сейчас не вызывает у меня отвращения или, тем паче, ненависти, как Грибанько. Он даже переплетается у меня в сознании с Генычем — моим первым сутером.
Первый клиент, верно, огромных бабок за меня отгрузил. Потому что, прежде чем меня к нему отправили, сунули меня в клинику делать операцию по восстановлению девственной плевы. К знаменитому профессору Шубу. Мерзкое это дело — хирургия, но только мне заплатили частично вперед, и я подумала, что почувствовать себя девственницей еще раз — это не так уж и плохо. Какая-нибудь псевдосентиментальная сука типа нашей Ароновны в этом месте не преминула бы вздохнуть: ах, жаль, что точно так же нельзя зашить душу.
20 марта 200… г.
Рома водил меня в казино, где мы торчали до утра. Рома проигрывал заработанные за последний заказ бабки с какой-то исступленной злобой. По-моему, он не столько хотел выиграть, сколько проиграть. Мне же, напротив, везло, хотя я в казино отнюдь не первый раз. Меня смешила Ромкина нервозность. Он мне напомнил меня саму, когда я в детстве играла в карты и проигрывала бабушке. Я тогда страшно обижалась и плакала, как будто корову проигрывала. А Ромка до сих пор держит карты так, словно не мертвые куски пластика у него в руках, а живые, хрупкие, разноцветные птицы.
Я выиграла пятьсот долларов. Это очень кстати, потому что у меня на днях день рождения. Двадцать два года.
Перебор, как у Ромы в казино.
Мне кажется, что я сгущаю краски, когда вспоминаю свое прошлое. По-моему, даю волю фантазии. Иногда, когда выпью, думается, что ничего этого не было, — ни Костика, ни Хомяка, ни Грибанько и Фила Грека, а Рома, который был сегодня со мной рядом весь вечер и часть ночи, — это мой муж, красивый, респектабельный и преуспевающий бизнесмен. Мы в казино были красивой парой, быть может, самой красивой.
И потому не хочется трезветь.
Так за чем же дело стало?
30 марта 200… г.
<почерк жуткий> День рождения, праздник детства… ни-куда-никуда… мне прекрасно… мне закатили такой банкет прямо здесь, в коттедже… потом поедем в центр — клубиться… кап-кап-кал, из ясных глаз Маруси <нрзб>
<снова каллиграфически четко>
Пишу за вчера, за тридцатое марта, потому что есть о чем самой с собой поговорит Чтобы не напоминало старческое кряхтение.
Вчера я много выпила, но тем не менее прекрасно помню это охватившее меня восхитительное ощущение, которого у меня не было уже много лет: ощущение того, что вокруг все свои, все. близкие и почти семья. Банкетик был достаточно скромный, получше с близким человеком пить водку и закусывать картошкой с курицей и салатиком, чем с завистником и мозгоплетом закидываться расстегаями, блинами с икрой, семгой, омарами и соусами периполь, полируя все это дело дорогим коньяком или коллекционным вином. Я так думаю. Не знаю, откуда пришло это чувство близости, в конце концов я уже достаточно давно работаю с этими людьми и уже два раза минул мой день рождения, но вчера — это первый и единственный раз настоящего единения. Мне было тепло и уютно, комфортно. Даже Нина Ароновна заставила забыть о том, что она прежде всего торгует мной. Были почти все девчонки, кроме трех, на срочных вызовах, Фил Грек, мальчишки Ромы: Юлик, Виталик, Алеша. Не знаю, наверно, я все-таки истосковалась по людям, по их улыбкам и разговорам, отсюда лезли в голову эти сентиментальные глупости. Не надо жить в стороне от всех.
В ночном клубе (не помню какой, я к тому времени уже была хороша) пили коктейли. Хорошая музыка, я чувствовала, как расслабляются и провисают, как бельевые веревки, нервы. Грубое сравнение, но именно так; Были до трех ночи, приятно ощущать себя в ташх условиях и знать при этом, что ты не на работе и отдыхаешь. Правда, я сама все едва не смазала, потому что какой-то жирный хряк, насосавшись бухла, заказал себе стриптизершу, чтобы она танцевала на стойке бара, а он кидался в нее бутылками. Это во многих кабаках практикуется, такое безобразие. Девчонке за это полагается четыреста баксов, я знаю тариф. Мужик попал ей прямо в голову, она упала, по сама встала. Наш столик был ближе всех к стойке бара, я вскочила и помогла ей подняться, а тот хряк мне орал: «Ты че, бля, эта шалава- еще не отработала! У меня еще бутылки остались!» Этот мужичара очень напомнил мне Хомяка, и я ему чуть об этом не сказала, и что <перечеркнуто> Роман меня буквально оттащил от него, а та стриптизерша сказала: «Спасибо, подруга, но только мне за это еще сотню накинут».
У нее кровь лила. Бровь рассекло, и голове тоже досталось. Кровавая сосулька висела, прядь волос. Я вспомнила Ленку, которая вот из-за таких же богатеньких припиздышей <не дописано>
Ленка до сих пор лежит в больнице, так что сегодня ночью со мной в моей комнате был Роман. Может, отсюда идет весь мой благожелательный настрой, редкость, редкость в последнее время. Ведь Ленка как-то раз краем глаза попала на мой дневник и сказала, что он похож на исповедь озлобленной пэтэуш-ницы. Я тогда с ней рассорилась, помирилась только неда <не дописано>
Много думаю о Романе. Я всегда о нем много думала, но сегодня как-то особенно. Мне кажется, я подобрала ключи к этой особенной близости, которая нас связала. Ведь сегодня иочыо мне было хорошо как никогда. Ведь я думала, что у меня аноргазмия. Скверная привычка кидаться медтерминами — еще с
