Позже, уговорив приятеля ехать домой, Виктор Петрович сидел и думал: «Дело вовсе не в демократах и коммунистах. Дело в другом. Зачем мы являемся на этот свет? Получать удовольствие? Ловить чины, славу?.. Каждый стоит то, чего добивается». – Он вяло усмехнулся: что за ненужная лирика, когда еще столько работы?
Он подготовил несколько писем, прежде чем начал собираться домой. Наведя порядок на столе и надев плащ, Виктор Петрович немного постоял. В старом здании было тихо как в космических далях. Эта тишина не давила, она успокаивала. Ему было жаль, что надо уезжать.
Перед тем, как потушить свет, он позвонил жене.
– Еду.
– Устал?
– Немного, – соврал он.
– Жду.
Когда он шел по долгому сводчатому коридору, полутемному, освещенному только дежурными лампами, у него было такое чувство, будто он вновь упустил что-то важное.
X. Ирочка
Из-за высокой старомодной двери, ведущей в зал заседаний, долетал шум, напоминающий невнятные голоса. В коридоре застыла зыбкая полутьма – в этой части Кремля не было кабинетов, и свет экономили. Ирочка осторожно приблизилась к двери. Мягкие туфли позволяли ступать неслышно. Непонятный шум звучал яснее. Кто мог быть там в столь поздний час? Наклонившись, она заглянула в большую замочную скважину – полутьма висела и с другой стороны. Попробуй разгляди, что там? Но за дверью в самом деле кто-то разговаривал. Ирочка не удивилась. Ей уже приходилось слышать странные голоса в этом усталом здании с бесконечными, запутанными коридорами. Она давно трудилась здесь.
Ирочка попала в Кремль после школы. Родной дядя помог, брат матери, который работал в КГБ. Ирочка окончила трехмесячные курсы и была принята на свою первую должность. В те времена еще не распалась огромная страна, еще твердили о светлом будущем, хотя остались немногие, кто верил в него. Платили в Кремле хорошо, можно было поехать в отпуск в престижный дом отдыха на Юг или в Подмосковье. Не было проблем с продуктами питания, с добротной одеждой, обувью. Многие хотели работать в Кремле. Немногим удавалось. Ирочке повезло.
Судьба не во всем благоприятствовала ей. Семейная жизнь так и не сложилась. Она мечтала о замужестве. О надежном человеке, живущем рядом с ней, любящем ее, делящем с ней радости и невзгоды. И тут ничего не получалось.
Мужчины у нее были. Но не из тех, что годятся для семейной жизни.
Первый раз она полюбила вскоре после того, как начала работать в Кремле. Он был женат, и они встречались тайком на квартире его друга. Они вели себя как два заговорщика. Он был красивый, голубоглазый, веселый. Обещал развестись с женой, но не сразу, а позже, некоторое время спустя. Ей казалось, что он безумно любит ее. Но когда через полгода она сообщила ему, что забеременела, он так перепугался, так рьяно стал требовать сделать аборт, что она сразу поняла – он ее обманывал. Она переживала, плакала. Потом твердо решила: рожу. Он был в ужасе, умолял не губить его карьеру в Общем отделе ЦК КПСС. Она смотрела на него с удивлением – как могла она полюбить этого жалкого человека? Ирочка не собиралась ему мстить. Зачем? Какой толк от мести? Всю любовь она перенесла на ребенка, жившего в ней.
Когда Ирочка оформила декретный отпуск, все были удивлены – еще бы, никто не заметил, что стройная симпатичная секретарша беременна. У нее родился мальчик, здоровенький, симпатичный. И они с мамой, тоже одинокой женщиной, воспитывали его. С тех пор ее жизнь делилась между Кремлем и сыном.
Порой в Ирочке просыпалась авантюристка. Ей мерещился отблеск славы княжны Таракановой или Марины Мнишек. Несколько раз она ходила поздним вечером в музей-квартиру Ленина. Одна. Ей удалось узнать код входной двери. Огромное пространство квартиры было наполнено светом, проникающим с улицы, и только в дальних углах висела густая тьма. Ей было страшно одной, но жажда приключений была сильнее. Она обходила комнаты, касалась старых вещей, словно пытаясь ощутить другое время, которое должны были помнить эти вещи, другую жизнь, которая проходила в этих стенах, где любили, радовались, печалились. Она удивлялась себе в эти минуты.
Когда она звала в музей Кривенко, работавшего с ней еще в советские времена, Ирочка не собиралась заниматься с ним любовью. Ей хотелось кого-то еще втянуть в авантюрное путешествие, ставшее для нее привычным. Но когда они очутились в комнате Ленина, ей страстно захотелось, чтобы мужчина вошел в нее, и чтобы это произошло именно на кровати вождя мирового пролетариата, простой, некрасивой. Кривенко был ей безразличен. Но другого мужчины в тот миг поблизости не было. Она не жалела, что так произошло.
Ирочке нравился Воропаев. Странный человек. Непонятный. Непохожий на тех мужчин, которых она привыкла видеть в кремлевских коридорах и кабинетах. Этот человек привлекал к себе. Он был умный. Однажды Ирочка слышала, как он говорил ее начальнику: «Все мы родом из прошлого. Если наша родина была тюрьмой, она все равно наша родина. Значит ли это, что мы вечно обречены жить в тюрьме, что у нас нет будущего? Вовсе не значит. Будущее в преодолении прошлого. Но каждый должен преодолеть его в себе.» А начальник ничего не мог сказать, только мрачно кивал.
Как-то Ирочка решилась подсесть к Воропаеву в столовой.
– Анатолий Вадимович, можно с вами? – ангельским голоском спросила она.
– Пожалуйста.
Ирочка заняла место напротив.
– Анатолий Вадимович, все хотела у вас спросить. Правда, что вы ученый, историк?
– Неправда. Я физик, – легко ответил Воропаев. – Но историю люблю. «Изучая предков, узнаем самих себя». Это сказал Ключевский, и я с ним полностью согласен.
Ирочка не знала, кто такой Ключевский, но постеснялась выяснить.
– А как же вы оказались в Кремле?
– Назначили.
– Я понимаю, – с тонкой улыбкой произнесла Ирочка. – Но просто так не назначат.
– Не просто так. Но дело не в родственных связях. Я участвовал в демократическом движении, помогал Межрегиональной депутатской группе. Вот мне после августа девяносто первого и предложили поработать с президентом.
– А я здесь и при коммунистах работала. Но я в стороне от политики, – предупредила Ирочка. – Делаю свое дело.
– Все мы делаем свое дело. И Ленин делал, и Сталин. И Брежнев. А что получилось в итоге? – Он загадочно улыбался.
Ирочка немного растерялась.
– Я – человек маленький.
– Вы – большой человек, – возразил Воропаев. – Сколько людей перед вами заискивает.
– Ну… это не из-за меня.
– Главное, как вы сами к себе относитесь. – Воропаев поднялся. – Мне пора. Приятного аппетита.
Он собрался уйти, но вдруг остановился, вернулся за стол. На лице дрожало озорное выражение.
– Ирина Павловна, хочу задать вам вопрос. Философский. Обычно зло ассоциируют с дьяволом, с темными силами, с чем-то, находящимся вне человека и пытающимся сбить нас с пути истинного. А может быть, зло в нас самих? И только в нас. Нет дьявола. Есть наши злые помыслы и намерения.
– А что это меняет? – озадаченно проговорила Ирочка.
– Меру ответственности. Некого обвинить в собственных неблаговидных поступках. Лишь себя.
Ирочка растерялась.
– Вы хотите настроение мне испортить?
– Ну что вы. Делюсь мыслями. И хочу побудить вас задуматься на философские темы.
– От таких раздумий только морщины и бледный вид, – выпалила Ирочка, решившая, что Воропаев издевается над ней.
– Вы находите?!
