– Вот, возьмите. Это из моей вселенной. А удостоверения и советские деньги я заберу. Я не знаю, что со мной случится в ближайшее время. Вдруг всё это понадобится.
Астахов вернул ему водительские удостоверения и советские деньги, принял российские пятьсот рублей, мельком глянув на них.
– Значит, через два часа, – изрёк он.
– Через два, – подтвердил Василий.
Выйдя на улицу, Василий обдумывал то, что узнал от Астахова. Советского Союза здесь не было. Гражданская война окончилась по-другому. А значит, здесь не знали голодомора, бесконечных расстрелов и репрессий, лагерей, покрывавших значительную часть страны. Не знали той жизни, которой жили миллионы простых советских людей.
Он вспомнил об отсутствии на патриарших прудах памятника, посвященного главному Булгаковскому роману. «А ведь Михаил Афанасьевич не мог написать свой великий роман в этой вселенной, – подумалось Петровскому. – Ни тебе квартирного вопроса, ни тех героев, которых могла породить только советская действительность. Интересно, какой след оставил он здесь? А Платонов? А Зощенко? Надо бы выяснить…»
Он вышел на Тверскую. Она выглядела совсем непривычно. Другие здания стояли по обе стороны от проезжей части, красивые, запоминающиеся, имеющие своё лицо. Здесь чувствовался стиль, выдержанный вкус.
Василий пошёл в сторону Кремля, а потом свернул на Камергерский, достиг Кузнецкого моста. Он гулял по окрестностям, сравнивая увиденное с тем, что хранила его память. Ему нравилась здешняя Москва. Она лучше сберегла свою историю.
В назначенный срок он вернулся в кабинет Астахова. Тот глянул на него спокойным, ясным взглядом.
– Знаете что, давайте посидим в каком-нибудь ресторанчике. Их много поблизости, достаточно приличных. Идёмте.
Они вышли из корпуса, в котором располагался физический факультет, направились в сторону Тверской.
– Знаете ли, последнее время постоянно мучают головные боли, – морщась и покручивая головой, проговорил Астахов.
Василий встрепенулся.
– Очень любопытно. В той вселенной, откуда я попал сюда, было то же самое – вы жаловались на сильные головные боли.
– Да? – заинтересованно спросил Астахов. – Надо же. Но как это может передаваться от одной вселенной к другой?
Петровский пожал плечами.
– Ума не приложу.
– И что, я абсолютно похож на того Астахова?
– Внешне – да. Но внутренне, в смысле характера, отличаетесь. Астахов из той вселенной, откуда и попал сюда, не слишком уверен в себе. И в нём нет той солидности, которая есть у вас. А тот Астахов, который в моей вселенной, достаточно уверенный в себе человек, но в нём тоже нет вашей солидности. И потом, он такие вещи делал…
– Что? – озабоченно спросил Астахов.
– Выпил со мной полбутылки водки и за руль сел.
– Да? И ничего не случилось?
– Слава Богу, ничего. Но я очень опасался, когда с ним ехал.
– Садиться выпившим за руль, это никуда не годится, – осуждающе пробормотал здешний Астахов. И вдруг остановился, глядя на большие витрины, за которыми виднелись столики. – Давайте зайдём сюда. Здесь хорошая кухня.
Вывеска над массивной деревянной дверью гласила: «У Ивана Ивановича». Они с Астаховым прошли внутрь, выбрали свободный столик в глубине, уселись. Тотчас было принесено меню. Астахов принялся внимательно просматривать его, потом поднял глаза на Василия.
– Что вы предпочтете?
– На ваше усмотрение, – скромно улыбаясь, проговорил Петровский.
– Хорошо. А что вы хотели бы выпить?
– То же, что и вы.
– Дело в том, что, в отличие от моего двойника, я не позволяю себе садиться за руль после употребления алкоголя.
– Тогда и мне ничего не надо. Возьмите минеральной воды.
Астахов подозвал тощего официанта с зализанными на старый манер волосами, сделал заказ. С трудом дождавшись, когда он освободится, Петровский нетерпеливо спросил:
– Скажите, Ленин вам известен?
Астахов уверенно кивнул.
– Был такой. Ульянов – Ленин. Лидер большевиков. Преступной группировки. Они власть захватили в тысяча девятьсот семнадцатом году, разогнали Учредительное собрание. Но через два года их скинули.
– Белые?
– Да. Белое движение. Потом пришлось долго налаживать экономику, столько они успели натворить за два года.
– А у нас Белое движение проиграло. И советская власть правила аж до августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Это в той вселенной, где я жил. А в той, куда попал перед вашей, до сих пор советская власть. Ну там, правда, руководство одумалось, экономику сейчас всерьёз развивает. Горбачёв у них генеральным секретарём. Там у него перестройка получилась, а в моей вселенной – не получилась. У нас СССР развалился. – Василий пытливо глянул на Астахова. – Имя Горбачёва Михаила Сергеевича что- нибудь вам говорит?
Астахов медленно покачал головой.
– Нет.
– А про Сталина что-нибудь слышали?
– Не слышал. Кто это?
Василий демонстративно-печально вздохнул.
– Главный коммунистический лидер, при котором было расстреляно и сослано в лагеря множество людей. Миллионы.
– Какие лагеря?
– Концентрационные. Где людям приходилось заниматься подневольным трудом. Это продолжалось с тридцатых по пятидесятые годы прошлого века.
– Но… с какой целью?
– С целью борьбы с несогласными, создания атмосферы страха. Всё это нужно было для введения мобилизационной экономики.
Благородное лицо Астахова отражало недоумение:
– Что это за экономика?
– Когда всё делается по приказу сверху и за счёт страха, репрессий.
– Но зачем мобилизационная экономика, если работала обычная?
Василий опять вздохнул, теперь от неожиданно трудной задачи, вставшей перед ним – объяснять очевидные вещи тому, для кого они вовсе не очевидны.
– В нашей вселенной Советский Союз, возникший на месте Российской империи, оставался отсталой крестьянской страной, и в тридцатых годах потребовалось в короткий срок провести индустриализацию. Сталин решил эту задачу страхом и террором. Советский Союз получил современную на то время промышленность, но сотни тысяч были расстреляны, а миллионы оказались в лагерях, и немало из них умерло там, не вынеся тяжёлых условий.
Некоторое время Астахов молчал, осмысливая его слова, потом глянул на Василия взволнованными глазами.
