В конце концов Виана все же согласилась встретиться с Папой. Она пригласила его на съемочную площадку, сказав, что в перерыве они смогут вместе пообедать. Многообещающая фраза «Вместе пообедать» ввела Папу в заблуждение: он никак не ожидал, что пообедать в перерыве между съемками означает наскоро перекусить сэндвичами, пока сидящая у ног Вианы педикюрша орудует своими пилочками, а топчущийся рядом парикмахер щелкает ножницами. Но Виана объяснила, что теперь она постоянно окружена людьми. К величайшему сожалению, у нее нет ни минуты свободного времени.
Днем раньше ее навестил Амит. Виана обрадовалась его визиту и выразила огромную благодарность Папе. Он предлагает договориться с директором студии, чтобы ее поменьше загружали работой? О, это так мило с его стороны, однако она вынуждена отклонить любезное предложение Папы. Но как только три фильма, в которых она сейчас снимается, будут закончены, Виана возьмет отпуск, и они с Папой обязательно поедут в Сомали, на ту красивую виллу, где когда-то провели вместе незабываемые дни. Да-да, они будут только вдвоем, словно в раю. О, как же она соскучилась по Папе. Всю свою нерастраченную страсть Виана вкладывает в новую роль. Это история любви…
Папа боится, что у него не хватит терпения дождаться завершения съемок?
— Ну что же, в таком случае нам следует найти какое-нибудь укромное место для свиданий. — Виана улыбнулась, одарив Папу игривым взглядом, от которого у него перехватило дыхание и сладко заныло внизу живота. — Мы должны быть вдвойне осторожны. Амит говорил мне, что у вас появились проблемы с полицией. Сейчас настали трудные времена. Папа, я очень за тебя беспокоюсь.
— А что это за история с американским режиссером?
— О, мне предложили хорошую роль, совсем маленькую, но очень интересную. Съемки начнутся в октябре. Но если ты возражаешь, я никуда не поеду.
— Да, я возражаю.
— Хорошо, я откажусь, потому что моя преданность тебе… — она не успела закончить фразу: к Виане подскочил гример и загородил ее от Папы. Когда Папа уходил, артистка послала ему воздушный поцелуй — самое большее, что она могла себе позволить, не рискуя повредить сложный макияж.
Папа вернулся домой в приподнятом настроении. Потрясающие идеи, одна лучше другой, роились у него в голове. Чтобы ничего не забыть. Папа прихватил с собой диктофон и отправился с ежевечерним визитом к больной жене. Сидя у постели Мамы, он записывал на пленку свой грандиозный бизнес-план. Жена отчаянно моргала глазами — знак, который Папа воспринял, как одобрение, хотя на самом деле вопль Мамы означал совсем другое: «Эй, старый идиот, оглянись вокруг, неужели ты не замечаешь, что происходит в твоем собственном доме?!»
Мама в совершенстве овладела азбукой Морзе. Но ее собственная абсолютная неподвижность и «глухота» окружающих сделали Маму еще раздражительнее, чем она была раньше. В былые времена, полная сил, властная женщина, она железной рукой управляла всеми домашними делами, как и подобает крестной маме большой мафиозной семьи.
Хотя немота давала ей своего рода свободу. Маме больше не нужно было скрывать свои истинные чувства и постоянно притворяться, изображая преданную жену. Она могла ругаться, последними словами поносить мужа и, не боясь быть услышанной, говорить все, что думает.
Когда Папа пускался в воспоминания о том, как он, следуя завету отца, ограбит семью Гаджи, Мама, сердито моргая глазами, напоминала ему: «Хвастливый осел, а ты забыл, кто помог тебе обобрать их до нитки?»
Когда же Папа принимался рассказывать, с какой любовью и терпением он занимался образованием своей молодой жены, которая работала горничной в доме Гаджи, сколько сил он потратил на то, чтобы, несмотря на ее упрямство и тупость, воспитать из деревенской девки достойную женщину. Мама кричала ему прямо в лицо: «Ублюдок, каждый раз, лежа с тобой в постели, я мечтала о других, настоящих мужчинах».
Фарха пришла навестить родителей. Она принесла малютку Ганеша, который туг же написал на Маму. В ответ Мама заморгала глазами: «Добрый знак. Удачи, малыш. Ты пока даже не представляешь, как она тебе понадобится». Папа взял младенца на руки. Он долго ворковал над Ганешем. Словно любуясь собственным отражением в зеркале. Папа называл внука: «Второй я».
В комнату вошел Амит. Мама послала в эфир злобное: «Предатель».
— Папа, — сказал Амит. — Я нашел Ганеша.
Один молодой индийский националист из города Алигар задумал открыть свой сайт. Рыская по Интернету в поисках изображения знаменитого бога Ганеша, который, как ему казалось, подойдет для заставки сайта, он наткнулся на фильм под названием «Реквием» и фотографии двух девушек, помещенные в разделе «Наши звезды».
«Какое кощунство, — подумал националист, — использовать священный образ Ганеша в отвратительной пародии на философскую драму о человеке-слоне. И кто скрывается за претенциозной подписью «Я — Некто Камерон44?» Никакой иной информации, кроме адреса электронной почты, этот Некто Камерон не оставил, но фильм был снят во Франции, а там, как известно, полно мусульман. Наверняка эта грязная провокация — дело рук исламского фанатика.
Индийский националист записал адрес сайта и, сделав ссылку на возмутительный фильм, немедленно разослал его всем своим соратникам. Другой патриотично настроенный молодой человек из Варанаси отправил гневное послание этому Некто Камерону и оповестил своих товарищей о появлении в Интернете идеологического террориста.
Понадобилось всего несколько дней, чтобы новость дошла до Амита.
Санджай и Чанки переспали со всеми дорогими проститутками, работавшими в многочисленных эскорт-агентствах Монте-Карло, но так ничего и не узнали о двух девушках, которых видели вместе с Доу в день убийства. Для них он по-прежнему был Доу. У Санджая и Чанки никак не укладывалось в голове, что их бывший родственник, веселый австралийский парень Дональд Макгаррул, на самом деле был никому не известным американцем Гарри Карпентером. Они прекрасно помнили рассказы Доу об Австралии, о симпатичном городке Молливут, где он родился и вырос, обо всех его братьях, сестрах, дядюшках и тетушках.
— Он, наверное, позаимствовал эти истории у настоящего Дональда Макгаррула, — сказал Санджай. Они сидели на освещенной утренним солнцем террасе кафе и, дожидаясь, пока официантка принесет кофе и виски, лениво перелистывали местные газеты в поисках новой информации о расследовании дела Макгаррула-Карпентера и обдумывали дальнейший план операции по поиску золотой статуэтки.
— Не все, — возразил Чанки. — Думаю, афганская история про игру в поло обезглавленным трупом козла была его собственной. И про русскую рулетку скорее всего тоже.
— Вероятно, — согласился Санджай. — Но та история, про дядю, который сложил все свои деньги в жестянку из-под табака и закопал ее под кустом на заднем дворе, а потом началось наводнение и денежки уплыли — эту байку он точно спер у настоящего австралийца.
Чанки ничего не ответил. Уставившись на свой мобильник, он внимательно читал сообщение от жены.
— О нет, только не это! Полиция пристрелила Радж Гоши!
— Где?
— В пригороде Мумбаи, неподалеку от рыбачьего поселка.
— Гм, плохая новость. Чанки, если так пойдет…
— Погоди-ка, еще одно сообщение, от Амита. Он велел нам немедленно связаться с ними. Папа нашел Ганеша!
«Она ни капельки на меня не похожа», — подумала Диана, вглядываясь в фотографию девушки, помещенную на первой странице «Дейли сплэш». Ее видели два дня назад в Авиньоне. Наблюдательный британский турист Декстер Миллс сделал классический портрет Дианы: перекошенное от ненависти лицо, открытый в безмолвном крике рот. Рядом со статьей было еще несколько снимков: на одном девушка со светлыми волосами держит в вытянутой руке бумажник, на другом она о чем-то спорит со своей канадской подругой, и целая серия сердитых кадров — Диана визжит в камеру, Диана размахивает кулаками.
Тот же рост, такие же светлые волосы — вот и все их сходство с девушкой из Авиньона.
Сама Диана находилась в Гренобле. Она читала газету, сидя за столиком кафе. В первый момент у
