— Вы откроете, а Павлов закроет, — мрачно заключил молодой человек,
— А вы не переоцениваете его возможности? — спросила Катерина.
— Скорее, недооцениваете вы, — так же мрачно заключил молодой человек. — У него, как говорят сейчас, рука — большая и лохматая.
— Где? — спросила Катерина.
— У самого министра. Это всё знают.
— А министр об этом знает? — спросила Катерина.
Молодой человек недоуменно пожал плечами.
— А вы думаете, кто-нибудь войдёт к министру и спросит у него: это правда, что вы поддерживаете Павлова?
— А почему бы нет? — спросила Катерина. — Я, пожалуй, зайду и спрошу.
— Вы это серьёзно? — Молодого человека такой поворот явно заинтересовал.
— Абсолютно, — заверила Катерина, вставая. — Подумайте о нашем предложении. У нас вам будет интереснее. И зарплата больше.
Катерина стояла внизу, задрав голову вверх, и рассматривала клетку будущего гигантского здания, уходящего ввысь своими тридцатью этажами. Наверху сверкали огни электросварки.
Гога спустился на внешнем подъёмнике. Был он в брезентовой робе и грубых башмаках.
— Ты? — удивился Гога. — Как же нашла?
— Кто ищет — тот находит. В театр пойдёшь?
— Пойду, — тут же ответил Гога.
— Хоть бы поинтересовался, в какой и на какую постановку, — укорила его Катерина.
— С тобой хоть куда. — Гога оглядел Катерину. — А ты даже ничего, — протянул он удивлённо.
Катерина была в ярком костюме с только что уложенной причёской.
— Мне надо соответствовать, — решил Гога. Он остановил проезжавший мимо самосвал: — Вить, подбрось до дома. За мной не пропадёт, ты же знаешь.
Витя взглянул на часы.
— Залезай.
Подножка МАЗа была так высока, а юбка у Катерины так узка, что Катерина беспомощно взглянула на Гогу. Гога поднял её на руках, поставил на подножку, а шофёр поднял Катерину уже до сиденья.
Самосвал двинул к Ленинским горам.
Поздно вечером Гога и Катерина не спеша шли по Москве.
— А ты давно разошлась с мужем? — вдруг спросил Гога.
— Шестнадцать лет назад, — ответила Катерина.
— И Сашке шестнадцать, — сопоставил Гога. — А ещё раз выходила?
— Нет. Не получилось.
— Ну, ты как собака на сене, — возмутился Гога. — Ни себе ни людям. Нет, это возмутительно — в такие годы жить одной.
— Но ты ведь живёшь один, — сказала Катерина.
— Живу, — согласился Гога. — Но не так уж и регулярно один, — посчитал он нужным признаться.
— Я тоже, — сказала Катерина. — Не всегда была одна.
— А теперь всё, — заключил Гога, — побаловался и хватит. Теперь я у тебя. А если что замечу…
— Что тогда будет?
— Отлуплю, — убеждённо заявил Гога.
Катерина и Людмила пили чай на кухне. Катерина рассказывала о своём романс.
— Вначале меня это забавляло, а теперь я и дня без него прожить не могу. — Катерина грустно улыбнулась.
— Это любовь, — прокомментировала Людмила, — Когда у меня такое бывает, я точно знаю: это любовь.
— Завтра ему всё расскажу и пусть сам решает!
— Не знаю, не знаю, — задумалась Людмила. — Мужики не любят, когда выше их стоят.
— Да всегда кто-то выше стоит, — возразила Катерина.
— На работе — пожалуйста, а дома мужик хочет быть хозяином.
— А я что, возражаю? — удивилась Катерина. — Да на здоровье, будь хозяином, мне только легче.
— Ой, не спугнуть бы. Пусть вначале всё-таки сделает предложение, — засомневалась Людмила.
На территорию комбината, как и когда-то шестнадцать лет назад, въехали голубые автобусы передвижной телевизионной станции и остановились у подъезда управленческого корпуса. Катерина видела из окна своего директорского кабинета, как выходили из автобуса люди в кожаных куртках. Они тянули кабели, закатывали в здание портативные телекамеры, отдалённо напоминающие те, которые она видела на галантерейной фабрике. Она не могла рассмотреть с высоты девятого этажа лиц, видела только, что отдавал распоряжения человек в ярком зелёном костюме.
Катерина перешла к своему столу, грустно улыбнулась и закурила.
Операторами распоряжался старший оператор Рачков. Он, разумеется, изменился, погрузнел, но не настолько» чтобы его было не узнать.
— Рудик, — к нему подошёл режиссёр — молодой человек. — Директриса уехала в министерство, обещала быть через полтора часа. Успеете?
— Успеем, — сказал Рачков. — Витя, — отдал он распоряжение молодому человеку, — из кабинета будешь вести ты. Мне лично надоели эти старушки, которые бубнят одно и то же: производительность, пятилетка, эффективность, трудовые традиции, выйдем к намеченным рубежам… Я буду внизу, там хоть есть девочки, на которых можно посмотреть.
— Ну, ты не прав, — не согласился режиссёр. — Директриса — экстра-класс. Фигура! Ноги растут прямо отсюда, — и режиссёр показал, откуда растут ноги. — Кандидат наук и… главное, молодая. Недавно из главных инженеров. И не замужем.
— Откуда такие точные сведения.
— Из отдела кадров.
— Ладно, — сказал Рачков. — Тогда беру на себя. Витя, я на директрису, а ты на производственные процессы.
Флегматичный Витя согласно кивнул.
Камера была установлена в директорском кабинете, а Рачков маялся в приёмной и от нечего делать просматривал проспекты, рекламирующие продукцию комбината. Часы показывали без трёх минут четыре. Секретарша перехватила взгляд Рачкова.
— Директор никогда не опаздывает, — сказала она не без гордости.
— Так уж и никогда, — усомнился Рачков.
— Никогда, — ответила секретарша, и, словно в подтверждение её слов, в приёмную вошла Катерина.
— Здравствуйте. — Она протянула Рачкову руку, и тот галантно её поцеловал. — Через две минуты я буду готова. Заходите.
Рачков зашёл вслед за Катериной в кабинет. Он был растерян. Он почти точно мог сказать, что он где-то видел эту женщину, но только не мог вспомнить — где,
А Катерина тем временем села за свой стол, достала пудреницу, слегка подкрасила губы, одним взмахом расчёски отбросила волосы на плечи.
— Мы с вами где-то встречались? — Рачков улыбнулся. — Я ведь вас уже показывал?
— Думаю, что вы ошибаетесь, — спокойно ответила Катерина. — Здесь вас не было…
— Но ведь вы не всю жизнь здесь работаете? — сказал Рачков.
— Не всю, но очень давно. Скоро двенадцать лет.
