Делая ударение на слове «доброта», не на шутку рассерженный профессор прервал сына.
Профессор злился, но злился он не столько на сына, сколько на самого себя. Просто сын напомнил ему о жизни в Сеуле, а он не хотел вспоминать о том времени, не хотел согласиться, что он руководствуется в жизни старыми принципами. Однако сын укорял его именно за это, безжалостно бил по самому больному месту.
— Вы просто не замечаете своих недостатков, отец. Вот в чем беда. — Хо Гванчжэ упорно не хотел сдаваться.
— Хватит меня поучать! И кто только наболтал тебе эти глупости обо мне? — вспылил Хо Герим.
Хо Гванчжэ не ответил.
— Это, наверное, Бонхи! Несерьезный она человек. — Профессор почему-то сразу назвал Гу Бонхи.
— Нет, отец. Поначалу об этом мне намекнули врачи вашей клиники, которые приезжали на завод, а Бонхи просто рассказала все более подробно. Вообще-то она ничего не хотела говорить, но я вынудил ее быть откровенной. И, представьте, прежде всего она думала о вас, хотела помочь вам, отец!
— Помочь? Мне?
— Отец, я буду откровенен до конца. Ведь поймите, я хочу, чтобы вы не оказались в такой же неприятной ситуации, как тогда, в Сеуле. — В словах Хо Гванчжэ слышались и мольба, и отчаяние.
Дверь тихо приоткрылась, в комнату вошла жена профессора. Тревожным взглядом окинула она мужа и сына.
— Что у вас тут происходит? В кои веки встретились и не нашли лучшей темы для разговора… — тихо сказала она.
Профессор без слов взял настольную лампу и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.
Внезапный уход отца огорчил Хо Гванчжэ, он долго стоял неподвижно, словно изваяние, потом стал медленно ходить взад-вперед по кабинету, ему никак не удавалось освободиться от тяжелых мыслей, навеянных разговором с отцом.
Мать не знала, что ей делать. Из спальни доносилось громкое покашливание профессора. В доме повисла тяжелая тишина. Потом скрипнула дверь спальни и в дверях появился профессор.
— Все-таки сын приехал, предлагаю пойти поужинать в ресторан, — неожиданно пригласил Хо Герим.
— Спасибо, отец. Я ужинал.
— Ничего. Недавно неподалеку открыли ресторан «Благодатная туча». Говорят, там неплохо готовят. Жена, ты тоже собирайся.
Через некоторое время все трое вышли на улицу.
6
Мать Дин Юсона уехала, и Сор Окчу постепенно обрела душевный покой. Все у нее стало спориться, то, что вчера ей казалось заурядным, сегодня наполнилось новым содержанием. Не забыла она и соблюдать предписанный ей курс лечения.
В прикрепленной к ней палате Сор Окчу поддерживала идеальный порядок, аккуратно, без единой морщинки заправляла кровати, в процедурном кабинете по нескольку раз протирала насухо все медицинские инструменты. Ежедневно точила иглы для инъекций, чтобы больные меньше ощущали боль. Перед операциями она старалась приободрить больного, развеять у него мрачные мысли, а в послеоперационный период ночи напролет просиживала у его койки, заботливо ухаживая за ним. Если в ее палату поступал больной с увечьем руки, она чинила ему одежду, всячески старалась хоть чем-нибудь облегчить жизнь человека в больничных условиях.
Раньше врачи, учитывая физическое состояние Сор Окчу, освобождали ее от посещения предприятий, где проводился профилактический осмотр рабочих. Теперь эта поблажка казалась ей смешной. В белом халате, делавшем ее еще более привлекательной, с темно-синей санитарной сумкой с красным крестом она, заметно хромая, ходила по цехам, ловко лавируя между станками, и сама оказывала необходимую помощь рабочим. Небольшие травмы, полученные во время работы, она залечивала на месте, разносила рабочим выписанные им лекарства. Она вела и пропагандистскую работу по санитарии и гигиене. В свободные часы она садилась за учебники — ей так хотелось поскорее закончить медицинский институт. Немало времени тратила она на поддержание чистоты и уюта в своем доме, на приготовление пищи. И свободной минуты для отдыха у нее не оставалось.
Так прошло несколько дней. И Сор Окчу, испытывая нехватку времени, уже подумывала: не лучше ли ей жить в заводском общежитии? Конечно, можно жить и в семье бригадира Ди Рёнсока, там ее охотно приняли бы, но у Ди Рёнсока было много детей, и ее присутствие стеснило бы большую семью.
Однажды после долгих размышлений она окончательно решила переехать в общежитие и принялась оформлять документы.
У живописного подножья невысокой сопки, огибавшей бухту с юга, стояло новое двухэтажное здание заводского общежития. В комнате жили три девушки — Сор Окчу, токарь из отделочного цеха и медицинская сестра заводской поликлиники. Комната была светлой и теплой. Белоснежные покрывала на кроватях, красиво вышитые салфетки на тумбочках, аквариум с золотыми рыбками, георгины в красивой вазе на столе, чистые занавески на окнах создавали уют. Из окон открывался заводской пейзаж, а за ним — неоглядная морская гладь.
Сор Окчу легко подружилась с соседками по комнате. У нее прибавилось времени для учебы и работы в больнице, теперь она могла уделять еще больше внимания своим больным. К тому же рядом с подругами она легче переносила одиночество, которое раньше все-таки мучило ее. И потекли дни новой жизни, наполненные радостным, плодотворным трудом.
Как-то Сор Окчу, вернувшись с работы, подметала комнату. Вдруг вбежала запыхавшаяся Сунъи — младшая дочь Ди Рёнсока.
— Окчу! Письмо! Вам письмо пришло! — кричала девочка, широко улыбаясь и протягивая девушке толстый конверт.
— Письмо? Откуда? — Сор Окчу, бросив веник, подошла к девочке.
— Принесла женщина, которая теперь живет в вашем доме.
— Ой, большое спасибо тебе, — Сор Окчу взяла письмо и прежде всего взглянула на обратный адрес. Письмо было от Гу Бонхи.
— От Бонхи, — тихо прошептала Сор Окчу, старалась унять охватившее ее волнение.
В памяти всплыли лица друзей, кого она пыталась навсегда забыть. Пыталась, но не забыла — память хранила всех.
Сор Окчу подняла с пола веник, она все-таки хотела закончить уборку.
— Окчу, давайте я подмету, а вы читайте.
— Спасибо тебе, моя хорошая. Я сама быстренько подмету, а ты, если хочешь, посиди на стульчике.
Сор Окчу машинально подметала пол. Вдруг она вспомнила о дорожке для трюмо, которую она вышивала в свободные минуты в подарок семье Ди Рёнсока. Она выдвинула ящик письменного стола, достала оттуда вышивку, старательно сложила, завернула в бумагу и протянула девочке.
— Сунъи, передай это, пожалуйста, своей маме.
— Спасибо, Окчу. Передам.
— Ну, а теперь иди домой. До свидания.
Отправив девочку домой, Сор Окчу быстро прошла к письменному столу и распечатала конверт. Крупным, размашистым почерком Гу Бонхи писала:
«Здравствуй, дорогая Окчу!
Как ты поживаешь там одна? Ох я и плакала, когда узнала, что ты без надежды оставила Дин Юсона и уговорила уехать его мать. Подумала даже, что ты все-таки черствый человек. Теперь я снова вижу тебя
