беспокойства.
Заметив смущение врача, Чо Гёнгу сказал:
— Если есть хоть малейшее сомнение, выкладывайте. Совершенно ясно одно: поскольку речь идет о первой операции на человеке, все должно быть тщательно выверено и учтено. Может быть, следует еще раз все заново перепроверить? Как вы считаете?..
И в этот момент отворилась дверь и в ординаторскую, словно подслушав происходящее, вошла Сор Окчу. Здороваясь, она низко поклонилась всем присутствующим и, остановив взгляд на Дин Юсоне, как бы желая вдохнуть в него уверенность, убежденно заговорила:
— Уважаемые товарищи, извините меня, пожалуйста, за бесцеремонное вторжение. Но если бы вы знали, как трудно ждать! Не надо спорить… Я приехала сюда с твердым намерением лечь на эту операцию. Поэтому отбросьте всякие сомнения. Приступайте к операции. Я верю в доктора Юсона. Эта вера и придает мне силы без колебания лечь на операционный стол. Так что действуйте, товарищ Юсон!
Сор Окчу говорила убежденно, решительно, и вдохновленный ее словами Дин Юсон снова обрел прежнюю уверенность, всякие колебания и сомнения пропали.
— Я сделаю вам операцию, Сор Окчу. Обязательно сделаю.
И профессор и Рё Инчже отступили, они молчали.
— Вас, Окчу, я знаю лучше, чем кого-либо из присутствующих, — заговорил Чо Гёнгу, — и это дает мне право поддержать и ваше желание, и решительность доктора Юсона. Сделаем так: сегодня проведем всю подготовительную работу, а завтра сделаем операцию.
— Это переходит всякие границы… — негодующе произнес профессор и покинул ординаторскую.
Рё Инчже не знал, как ему поступить — последовать за профессором или остаться. Он поерзал на стуле, поглядывая на всех по очереди, но уйти так и не решился.
— Значит, делаем, как я сказал, — заключил Чо Гёнгу. — Беру ответственность на себя. Завтра делайте операцию.
Так благодаря твердой позиции Чо Гёнгу вопрос об операции был решен.
С трудом переставляя ноги, Дин Юсон направился в операционный корпус, сердце его билось сильнее обычного. Все его мысли были о Сор Окчу, которая вскоре, одурманенная наркозом, неподвижно будет лежать на операционном столе. Ведь когда были проведены опыты на животных и получены положительные результаты, ему и в голову не приходило, что его скальпель первой коснется Сор Окчу.
И сейчас ее образ все время стоял у него перед глазами. В памяти всплыл вчерашний спор в ординаторской, и он будто снова услышал страстную речь Сор Окчу, укрепившую его уверенность в своей правоте.
Когда Дин Юсон вошел в операционную, Сор Окчу уже лежала на операционном столе. Лежала неподвижно, с закрытыми глазами, как после наркоза. Он тихонько подошел, остановился и молча стал всматриваться в знакомое лицо. Сор Окчу медленно приподняла веки. Дину Юсону показалось, что ее глаза подернуты печальной дымкой, но нет, вот она уже улыбается. Какая умница, подумал он, нашла в себе силы даже улыбнуться. В эти минуты для него не было никого на свете дороже этой девушки. И он, позабыв обо всем, опустился перед ней на колени.
— Окчу, родная. Спасибо за все. За любовь, за доверие… — Полные нежности и любви глаза Дин Юсона наполнились слезами.
— Юсон, не волнуйтесь, нельзя, вам предстоит нелегкая работа. Вы же должны меня оперировать. Не теряйте веры, не бойтесь, все будет хорошо. Только работайте спокойно. Я верю вам. Скоро я буду совершенно здоровой, и мы с вами будем гулять по берегу Мирана. Я верю в это, так обязательно будет, — Сор Окчу, улыбаясь, гладила руку Дин Юсона.
Дин Юсон, не отрывая взгляда от любимого лица, молча в знак согласия кивал головой. Затем он медленно поднялся…
Вот перед ним его Окчу… Это она ради его счастья хотела навсегда отказаться от своей любви, а потом примчалась в клинику, чтобы помочь ему в трудную минуту. Она верит в него, полагается на него, как спокойна она сейчас… Мысль, что Сор Окчу навсегда станет спутницей его жизни, помогала ему бороться с сомнениями и страхом, укрепляла желание отдать ей все — и знания, и уменье, и теплоту своего сердца.
Он медленно повернулся и пошел в дезинфекционную. Здесь уже были Чо Гёнгу, Гу Бонхи, Мун Донъир и другие медики — участники этой необычной операции. Все мыли руки. Дин Юсон подошел к рукомойнику, закатал до локтя рукава и не спеша, старательно принялся мыть руки. И опять перед собой он видел чуть размытое струей воды улыбающееся лицо Сор Окчу. Она улыбается, значит, все будет хорошо.
Рядом с Дин Юсоном молчаливо стояла Гу Бонхи, она вытирала руки. Сейчас она была спокойной и серьезной. Она думала о своей подруге. Вспомнила о ее ранении, о последующих испытаниях… «Да, эта мужественная девушка перенесет все, что предстоит ей испытать в ближайшие часы», — подумала Гу Бонхи. Ей вспомнилось, как во время войны они помогали оперировать раненых солдат, как Сор Окчу, тогда еще медсестра, умела с ними обращаться, сколько ласки дарила им. А вот теперь сама лежит на операционном столе…
Дин Юсон вошел в операционную. Сердце его учащенно билось, и он ничего не мог с собой поделать — сердце не подчинялось разуму.
Освещение в операционной было ярким — поневоле приходилось жмуриться. А когда зажгли светильник над операционным столом с девятью бестеневыми лампами и бра на стенах, в помещении стало даже жарко.
Перед Дин Юсоном на операционном столе лежала под простыней Сор Окчу. Он на мгновение отвел взгляд, будто стесняясь разглядывать контуры ее тела, очерченные тонкой тканью.
Вдоль стены, у окон, в нетерпеливом ожидании застыли Чо Гёнгу, Рё Инчже, некоторые другие врачи клиники, медики — преподаватели кафедры профессора Хо Герима и аспиранты. В операционной стало необычно тихо.
Дин Юсон кивнул головой ассистентам и подошел к столику с инструментами. С помощью медсестры он надел стерильный халат, еще раз протер руки спиртом. Медсестра натянула ему резиновые перчатки. Все это делалось молча, в полной тишине.
Гу Бонхи следом за Дин Юсоном подошла к операционному столу и, приложив губы к уху Сор Окчу, прошептала:
— Помнишь, на фронте перед операциями ты всегда просила солдат быть спокойными и терпеливыми. Помнишь? Но я тебе ничего говорить не буду. Тебя же оперирует сам Юсон, я буду все время рядом.
Гу Бонхи с трудом сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Сор Окчу с закрытыми глазами кивнула подруге, ее ресницы стали влажными.
Дин Юсон глубоко вздохнул. Опять где-то в груди притаился страх. Но чего же он боится? Теоретически он подготовлен хорошо, методикой операции владеет превосходно, уверен, что операция пройдет успешно. И все равно приступы страха время от времени выводили его из равновесия. А вдруг случится непредвиденное, например нагноение или, что еще хуже, заражение крови? Тогда произойдет непоправимое — над жизнью любимой девушки нависнет угроза смерти…
Дин Юсон взял тампон, смоченный в спирте, и протер им надетые на руки резиновые перчатки, потом долго изучал место будущей операции. Анестезиологи дали наркоз.
Гу Бонхи пинцетом подхватила тампон с йодом и, приоткрыв простыню, склонилась над больной. Сразу бросилось в глаза, что бедро одной ноги искривлено и нога заметно короче другой.
Дин Юсон внимательно осмотрел рубцы от прежних операций, причинивших девушке много страданий.
В это время из коридора послышались возбужденные голоса, в дверь операционной застучали, и раздался голос Хван Мусона:
— Товарищ военврач, товарищ Юсон! Что же вы делаете? Такую девушку подвергаете риску? Почему не меня? Вы черствый, бездушный человек. Вы поступаете несправедливо!
Дин Юсон болезненно поморщился. Хван Мусон прав, но он не может поступить иначе.
Голос Хван Мусона постепенно затих, очевидно, сестры увели больного в палату. Лишь тогда Дин
