вмещало в себя множество разнообразных архитектурных стилей, но такого не было даже в его землях… Дворец тайного города походил на цельный цилиндр с полукруглой крышей, наподобие тех, что обычно венчают обсерватории в Большом мире. Ни окон, ни башен - сплошная гладкая стена, выложенная, в отличие от прочих домов, дорогим пестрым мрамором.
Я не скрывала удивления и с любопытством разглядывала диковинное сооружение. Кроме нас двоих, никто больше не посмел последовать к веревочной лестнице, спущенной из единственной полукруглой двери, чернеющей почти в десяти метрах над землей. Именно здесь Миэль когда-то проводил долгие дни, наращивая знания и мощь. Древняя твердыня князей аллотар, после землетрясения была превращена в его логово - Белую тьму, как назвали ее в народе. Даже его смерть и время, не смогли выгнать ужас из сердец горожан. Только Кристиан и Дарита, да теперь вот я, дерзнули вхойти в живой памятник ужасного пошлого.
Двадцать метров по болтающейся лестнице, наглядно показали, что я все еще на находилась не в лучшей форме. Кристиан, поднявшийся первым, подал руку и помог заползти на запыленный мраморный пол. Дышали мы в одном ритме – быстро и тяжело.
-Как ты? - немного выровняв дыхание, улыбнулся он, поднимаясь на ноги.
-Рожденный летать - и карабкаться сможет, - фыркнула я, отряхивая запачкавшиеся брюки.
-Извини… Все руки не доходят переделать эту проклятую башню. Впрочем, если посмотреть с другой стороны – здесь можно спокойно отдохнуть, да и вид сверху потрясающий! Пожалуй, единственное место, где меня еще посещает вдохновение.
Я внутренне улыбнулась недовольству, скользнувшему в его голосе, и понимающе кивнула. Никогда не могла понять этого странного искусства мазни, которое брат с гордостью называл живописью.
«Не можешь оценить - промолчи», - однажды осадил меня Карл, когда я попыталась высказать свою точку зрения. Совет запомнился навсегда. С того дня я только мило улыбалась, когда Кристиан, краснея, приносил нам на суд очередной «шедевр». Вот и сейчас не нужно было гадать, куда он клонит, заводя разговор о чудесных видах и своем дремлющем таланте.
-Вот, посмотри! – весь сияя от гордости князь, подвел меня к выстроенным вдоль стены полотнам. Их было не меньше десяти и, пожалуй, из всего того, что я видела в прошлом, эти работы выглядели более или менее прилично.
-Очень красиво! - совершенно искренне сказала я, радуясь, что не пришлось лукавить. Впрочем, горы, в разных видах изображенные на картинах, трудно было спутать с чем-нибудь иным…
Другое дело равнинные пейзажи и натюрморты… Я почти никогда не могла узнать, что именно на них нарисовано. Это умел только Карл. Да и то исключительно благодаря тому, что всегда знал, где именно его братец творил ту или иную мазню.
-Рад, что понравилось. Знаешь, пришлось самому делать краски… Карл подсказал по составам. Оказывается все не так уж и сложно. Кстати, ты не видела самого главного… Его я еще никому не показывал.
Он потащил меня в полукруглую арку, ведущую в самое сердце башни, где с небольшой картины, вставленной в красивый резной багет, на меня смотрели зеленые глаза Дариты. Не верилось в то, что это была не фотография… Алые губы княгини готовы были вот-вот улыбнуться, а волосы будто развевал ветер.
-Потрясающе! - только и смогла вымолвить я, подходя ближе. - Как тебе удалось?
-Сам не знаю! - не сводя с портрета нежного взгляда, признался брат. - Такой вот я ее впервые увидел… И полюбил.
-Никогда не думала, что из тебя выйдет такой хороший портретист...
-Я и сам не предполагал. Знал теорию, конечно, но как-то не нравилось это направление.
-А это единственная работа?
-Пока да.
-Пока?
-Следующей будешь ты. Следует увековечить легендарную Бонару.
Мой смех прозвучал неожиданно громко - акустика здесь была необычайная.
-Поздно! В Замке висит уже два моих портрета. Причем, в полный рост. Один, написан до правления Кайла, другой - после. Как-никак, а я фактически дважды стала королева.
-Ничего страшного, - ничуть не смутился Кристиан. - Мои потомки тоже должны знать в лицо легенду.
Я не стала спорить. На самом деле было даже любопытно взглянуть, получится ли у брата повторить удачный опыт. Выразив согласие, вежливо напомнила, что пора устраиваться на ночь и немного пожурила за то, что он совершенно забыл об ужине.
Мы пробыли в Шанфаре недолго… Ни чудесные виды из узких и длинных, почти во весь периметр, окон, ни откровенное почитание жителей, ни нежные улыбки дорогого брата, самозабвенно колдующего над холстом - ничто не могло растопить напряжения, которое терзало мою душу. Я думала только о Карле и зло завидовала бродяге-ястребу, для которого расстояние до залива было вопросом пары сильных взмахов. А Кристиан был спокоен, как море в штиль и радостен, как дельфин, нашедший рыбу. В который раз за свою жизнь, я поняла, насколько сильно и непреодолимо, различались мужчины и женщины - где-то очень глубоко, на уровне восприятия мыслей и чувств. Это не было открытием, скорее аксиомой, благодаря которой человечество на протяжении многих веков прогресса, сумело выжить и при этом сохранить способность любить.
Кристиан искренне полагал, что необычная культура и довольно интересная история аллотар непременно завладеют всеми моими мыслями и чувствами, но ошибся – я слушала, смотрела и почти беспрестанно кивала, готовая согласиться с чем угодно, лишь бы меня оставили в покое. Время на сей раз оказалось чрезвычайно отзывчиво: оно летело быстро и сменяло дни, словно листочки в отрывном календаре. И лишь однажды соизволило замедлить ход.
Шли шестые сутки неофициального визита в Шанфар. Князь, почти закончивший мой портрет, добавлял последние штрихи, а у дворца уже собиралась толпа: со всех концов княжества в город пожаловали главы кланов и крупных семейств. Долг обязывал вновь взять в руки державу и скипетр, и просветить головы своих подданных, касательно их судьбы в обозримом будущем. Готовиться к пламенной речи я не стала, так как за годы, проведенные у власти, уже вполне была способна на экспромт. Тем более, ситуацией я владела сейчас полнее, чем кто-либо другой.
Разговор получился довольно конструктивный. Аллотары согласились с доводами насчет торговли, которая была бы выгодна обоим нашим народам, и упразднением границ, чье существование эту самую торговлю делало почти не возможной. Я смогла убедить их, что, несмотря на слухи, то и дело доносящиеся до гор, моя власть осталась и останется непоколебимой. А еще поведала им пророчество Арматея. И хотя я не собиралась этого делать, произведенный эффект перечеркнул все сомнения. Аллотары поверили в свою Бонару, и то, что раньше было закреплено лишь на бумаге, теперь обрело реальные черты. Народ Сумеречных гор повернулся лицом к Королевству - добровольно, сознательно и навсегда. Это была моя личная победа, и Кристиан покорно безмолвствовал, соблюдая данное слово и клятву верности. Отныне, история выходила на неведомую дистанцию, разрывая вековые круги, навязанных ей повторений…
К полудню седьмого дня, когда я в последний раз встала с кресла, где сутки напролет позировала брату, мне на суд была предъявлена законченная работа. С небольшого прямоугольного холста смотрела серьезная, немного печальная женщина с синими, словно небо глазами… Казалось, в них стояли слезы, хотя губы слегка улыбались, а выражение лица, в целом, было спокойным - картина, которую я давно привыкла видеть в зеркале... Только волосы на портрете были распущенны: обрамляя овальное лицо, они темно-серыми волнами падали на плечи, да несколько завитушек, непринужденно прикорнувших возле лба, касались изогнутых черных бровей. В жизни меня почти нельзя было застать в таком виде, разве что после сна.
-Мне нравится, - наглядевшись на свое застывшее отражение, сказала я. – Но, кажется, ты не преуспел в своем начинании – здесь явно нарисована простая смертная Лия, а вовсе не Лирамель-Бонара. Сомневаюсь, что потомкам будет любопытно заглянуть в душу той, которая изменила историю. Человечеству не интересны столь обыденные герои.
