случайность.
И мы начали разбирать ошибки. Тоха изнемогал.
— Да я сроду так не учился! — сказал он.
Васька молча сопел.
На следующий день мы повторили эксперимент.
— Пишите медленно. Вспоминайте всё, что мы вчера разбирали. И проверяйте, проверяйте свой диктант. Проверяйте — как своего, родненького!
У Васьки оказалось шесть ошибок, если без запятых. У Тохи — двенадцать.
— Молодцы! — сказала я. — К концу лета мы, наконец, напишем на настоящий трояк. Ну, а завтра…
— Ма, ты же завтра дежуришь!
— Точно, дежурю. Завтра — дежурю, послезавтра — сплю. Но вы-то — не дежурите. И, поэтому выучите стихотворение.
— Нет! — выдохнул Тоха.
— Нет! — сказал Васька.
— Да, — сказала я. — Но ладно, недлинное. Пушкина будем учить.
Я сняла с полки томик и полистала.
— Ну, хоть вот это.
И я показала им стихотворение длинное, на два листа.
— Нет! — взвыли оба.
— Ладно, шутка. Вот, вот это. Я его сама люблю, и буду сама вместе с вами повторять. Вот!
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…
— Ну, это ещё ничего, — сказал Васька.
— Вот вам задание, на два дня. А потом — снова будем писать, так что не расслабляйтесь.
Придя через сутки с дежурства, я слышала, как Тоха бубнил на балконе — о том, что «на свете — счастья нет, но есть покой и воля». Мне было и грустно, и смешно.
Стихотворение они выучили.
— Нет, про «покой и волю» — я понимаю, — сказал Тоха, после того, как вполне прилично, «с выражением», рассказал стихотворение. — Но куда этот «усталый раб» замыслил побег, и почему он — усталый раб?
— А ты, Васька, как думаешь?
— Ну, я думаю, что он в рабстве был, — сказал Васька. — Был в рабстве, и решил бежать. Ну а где ему жить-то, когда он сбежит?
— Где-нибудь в пещере, в горах! — стал развивать Вась-кину мысль Тоха. — Там надо трудиться, чтобы себя прокормить. Охотиться, рыбу ловить…
— А как понимать это — «трудов, и чистых нег»? Что такое — «чистых нег»?
— А что такое — «нег»? — спросил Тоха.
— Удовольствий. Радостей, — ответила я. — Получается, что в обитель трудов и чистых радостей. Ладно, не мучайтесь больше. Тут говорится о человеке, который испытал многое в жизни, и понял, что ни в чём на свете нет радости, как только в покое и свободе.
— Да! Это точно! — вставил Тоха. — В свободе!
— Но тут ещё одно условие есть, для этого человека, который решил обрести и покой, и волю.
— Какое условие?
— Тема уж очень такая… Ну ладно, я вам скажу, как я это понимаю. Дело в том, что нет их в нашем мире: ни свободы, ни покоя. Потому что всё, в этом мире, не вечно и переменчиво. Всё — может уйти, умереть. Да?
— Да. Так где же тогда эта «воля»? — спросил Тоха. — Где же есть такое место, которое не меняется?
— Там, где вечность, полнота всего сущего, и любовь. В Боге.
— А-а-а…
— Что «а-а»? Как может быть человек свободен в этом мире, когда он всё время чего-то хочет и куда-то стремится? И зависит от своих желаний. Бог — это свобода. Это полнота знания и полнота любви. Любви! Вот уж куда нельзя человека насильно загнать, так это — к Богу. Только свободно и добровольно. Можно ли полюбить из-под палки? И каждый в своё время к Богу приходит.
— Когда?
— Когда поймёт, что к чему. Когда додумает свою мысль до конца. Тогда приходит человек к Богу и принимает все Его законы. И ещё говорит: «Боже, какой же я был дурак, что раньше к Тебе не пришёл»!
— Что-то это слишком сложно, — сказал Тоха.
— А какие эти законы? — спросил Васька. — Мы их знаем?
— Мы их чувствуем. Иногда — чувствуем, как совесть.
А чтобы мы знали точнее, нам даны заповеди. Заповеди — это и есть законы, которые надо принять добровольно и по любви. Это — как бы Бог объясняет нам, людям. Как нам надо жить, чтобы не оторваться от Бога. Или — чтобы прийти к Богу. Кому — как.
— Так не бывает, — сказал Тоха, — чтобы человек добровольно решил какие-то законы выполнять!
— Бывает. Вот человек, в этом стихотворении, понял всё и решил уйти в монастырь. В «обитель дальнюю». Чтобы там, в монастыре, жить по Божьим законам. И найти там — свою чистую радость, свой покой и свою свободу.
— А в монастырь-то — зачем?
— Трудно человеку, в мире живя, полностью заповеди выполнять. Да и в монастыре — тоже нелегко. Я же говорю: человек оставляет всё мирское, чтобы по Божьим законам жить.
— Как это — оставляет?
— Да по разному. По. разным причинам люди мир оставляют, разными путями идут. Но истинно мудрые, в конце концов, приходят к Богу, и говорят Ему: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Здравствуй, Господи, я оставил мир, и пришёл к Тебе.
— Что-то не верится. А «раб»? Раб почему?
— А «усталый раб» — это не обязательно раб физический, раб — в рабстве. Усталый раб — это я, например. Или — вы. Только вы… ещё не очень устали. Вам ещё покувыркаться хочется, побегать по этому миру.
— А почему рабы?
— Рабы — но только Божьи, а не человеческие рабы. Мы все — рабы Божьи, вот в чём суть. Мы сами не в силах выполнить Божьи заповеди. И поэтому мы болеем, и умираем. Мы — не в силах вырваться из этого рабства.
— Из рабства смерти? — подал голос Васька.
Из рабства человеческой смерти. Сами мы — не в силах. И только Бог вытаскивает нас из смерти и может сделать нас свободными. И чем раньше человек это поймёт, тем лучше.
— А как это — Бог вытаскивает? Мы ведь всё равно умираем? — снова спросил Тоха.
— Бог искупает нас от рабства вечной смерти. От вечной! И ты, Тоха, не можешь совсем этого не знать. Ты же — крещённый! Пришёл Христос, Сын Божий, и отдал за нас Свою жизнь. В жертву. Искупил нас, на кресте. От смерти — искупил.
— А, я это слышал! Нам рассказывали!
— Значит, знаешь. Только вот, смысла не понимаешь.
— Угу…
— И вот, Бог и говорит нам: вы уже искуплены, и теперь — только пожелайте же, наконец, свободы! И свободно придите ко Мне. Придите ко Мне с любовью, как Мои любимые дети!
— Что, мам, только в монастыре свобода? — спросил Васька.
— А я — не хочу в монастырь! — вставил Тоха.
— Нельзя всё понимать так буквально. В Боге — свобода. А монастырь — это собрание людей,