которые к Богу стремятся. В миру труднее. Мир тебя на части рвёт, своего требует.
— И что, всем надо — в монастырь?
— Да не всем. Не всем — надо, не все и могут. Люди-то разные. Не всем в монастырь надо, а к Богу — всем надо. Но свободно! Добровольно! Вот в чём суть!
— Да… — протянул Васька.
Глава 30
На следующем занятии я диктовала им десять заповедей. Из той книжки, которую приносила Тохе в психушку. Потом положила книгу на середину стола и сказала:
— Исправляйте сами свои ошибки, а потом скажете мне, сколько у кого.
У Васьки было пять ошибок, у Тохи — одиннадцать. Как мы не философствовали, но вырваться из «пары» по русскому не могли.
— Не убий — понятно, — сказал Тоха. — Не укради — тоже. Хотя все воруют. А вот не прелюбодействуй…
— Ну, во-первых, воруют — не все.
— Почти все. Вы, Наталья Петровна, разве не знаете, как у нас в интернате воруют?
— Это ты что, опять про свои обои?
— Ну, про обои. Нет. У нас окна спальни выходят как раз на кладовую. Так мы и смотрим каждый вечер, как туда люди с пустыми руками заходят, а с полными сумками — выходят. Бухгалтерия вся, завхозиха, да ещё кое-кто… А когда в прошлом году была машина с гуманитарной помощью, то через два дня приехал такой маленький грузовичок, и всё перегрузили обратно, и увезли.
— Откуда ты знаешь, что грузили?
— Да ну, Наталья Петровна, мы же не слепые! А вы, Наталья Петровна, вы за всю свою жизнь — разве не украли ничего?
— Украла.
— Ну, вот видите!
— Я потому и человек. Могу ошибаться. Но могу и понять, что так нельзя. Могу покаяться, и перестать. И ты — можешь.
— Нет, я не могу!
— Не можешь сейчас — потом сможешь. Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив. Это значит, что до последнего твоего дня, до смерти твоей — Бог ждёт тебя, чтобы ты покаялся и пришёл к нему. Добровольно! Как мы вчера говорили — свободно и с любовью. Чтоб ты понял, что «не укради» — это значит — «не укради», и больше ничего. Никаких компромиссов.
— И не прелюбодействуй… так же?
— Во всех заповедях — что сказано — то и есть.
А как же… Нет, у нас девчонки… Многие с двенадцати лет уже с ребятами. И любовь всякая, и за деньги девчонки продаются. А иногда — старшие к младшим лезут. И не сделаешь ничего, никто не заступится за тебя. У нас в том, в прошлом интернате, такое было, что не хочется говорить. А вы говорите — «не прелюбодействуй». Да вас бы там… засмеяли бы, или прогнали. Или поймали бы ночью, и…
— А это уже и есть наше, человеческое. А не Божеское. Божеское, вот оно: «не прелюбодействуй»! Получается, что ты и есть — «усталый раб», раб мира. Воруешь, прелюбодействуешь. Понял? Потом начинаешь что-то понимать и «замысливаешь побег». Понял?
— Вроде… А «почитай отца своего и мать»? Как я могу их почитать, когда я их не знаю, и когда они меня бросили? Может, ещё и возлюбить? Не могу. Нет, ни за что!
— Есть одно правило, которое вы должны запомнить. Всё, что Бог нам в этой жизни даёт — Он даёт по силам человека. И всегда даёт, на каждое испытание, одну возможность: сделать всё по-Божески. И ждёт, пока человек это поймёт и сделает по-Божески. Ждёт — до самой смерти человека, и при каждом испытании — ждёт.
— Что, даже от убийцы — ждёт?
— Ждёт. Даже святой такой был, который убил несколько человек, но потом каялся, молился всю жизнь. И вёл жизнь такую: служил всем, работал до изнеможения, и жил в хлеву. А когда он умер, оказалось, что на его могиле люди стали исцеляться от болезней. У Бога — свой путь, для каждого. Для каждого — Божья воля. Так что, Тоха, по силам тебе прийти к Богу, как и всякому человеку. И по силам — ну, для начала, если не возлюбить, то хотя бы простить своих родителей. Простить их, понимаешь?
— Не знаю… Нет, не могу я их простить! Я вообще о них думать не могу! А Ваське-то, Ваське — легче.
— Ваське, в этом, — да, легче. А как будет в другом — это только Бог знает. У кого какая душа, и что кому по силам. Тебе надо одному научиться, а Ваське — другому. Тебе — одно преодолеть, а Ваське — другое. Поэтому не пожелай ничего от ближнего своего. Ни вола его, ни жены.
Не завидуй! Вот что это значит! А мы все завидуем. Всё нам кажется, что у соседа — лучше жизнь.
— Я тоже завидую, — сказал Васька. — Завидую тому, кто сильный. Кто — поёт хорошо, или — кто чемпион.
— Я тоже. Я так хочу на сцену! Песни петь хочу! А что, я хорошо пою. Они там, в телевизоре, ещё хуже поют, чем я. Я тоже в телевизор хочу!
И Тоха вскочил и начал представлять певца с микрофоном. Весьма уморительно.
— Ну ладно, хватит, хватит, — сказала я. — Может, ты лучше скажешь, господин заслуженный артист, можно ли возлюбить ближнего, как самого себя?
Тоха плюхнулся на стул.
— Я так не могу. Я, наверно, никого не люблю. И не полюблю никогда.
— А ты, Васька? Как?
Васька посмотрел на меня. Его серые глаза в поллица, его почти полное молчание — за нашим разговором… Васька, Васька… Как я тебя люблю…
— Если я люблю тебя, как самого себя, — сказал Васька, — я просто отдам за тебя жизнь.
И тут уже я не смогла ничего сказать. Господи, Господи! Храни мальчика моего! Не отнимай у него сердца, и мудрости — не отнимай от него.
Васька, как бы смутившись, пытался что-то сказать ещё, но я остановила его.
— Всё, ребята, всё. Больше — ничего на сегодня. Завтра напишем ещё диктант. Я думаю, мы всё сделаем, какнадо. Даст Бог.
Глава 31
Бог дал, и мы написали ещё штук восемь диктантов и выучили ещё пару стихов. На большее у меня сил не хватило. Не то, что заниматься не хватило сил, нет. Не хватило сил загонять их за тетради. Отрывать от речки, от прогулок с друзьями, от кино, от телевизора.
Андрей поступил в институт. Приехал на неделю, собрал вещи. Устроили мы праздник для родных, а потом — и для его друзей. Отдали ему все семейные заначки и проводили с Богом — в далёкую Москву. Жить в общаге, и постигать науки.
И несмотря на все наши обстоятельства, мы с мужем одно могли сказать точно. Нет, не в тягость нам был Тоха, со всеми своими особенностями, если можно так выразиться. Нет, не в тягость.
С громкими своими песнями на кухне, за мытьём посуды. С полным отсутствием желания читать, учить что-либо и постигать новое. С вечными своими возражениями, и спорами. С магнитофоном — на полную мощность. С куревом. С громкими комментариями к телевизионным фильмам типа: «Какой дурак! Куда лезешь!»
