открыт для пополнения.
В ответной речи, которую Коля помнил смутно, было обещано в течение месяца создать чудо-оружие и восстановить историческую справедливость. Под ней подразумевались границы Скифского Царства по состоянию на тысяча семидесятый год до Рождества Христова.
Слово сказано. Не простое — княжеское. И вот теперь вторую неделю приходилось ломать голову над изобретением того самого чудо-оружия. Пушки отметались сразу. Так как самобраный мешок категорически отказывался выдавать порох, а собственное производство упиралось в отсутствие сырья. И если проблему селитры можно еще как-то решить, то с серой… После долгих споров решили остановиться на легком стрелковом оружии и даже сделали несколько опытных образцов. Только стрелять из них все равно было нечем.
Расстроенный Николай набил трубку табаком и потянулся к горну прикурить. Постоянная работа в кузнице и ежедневные тренировки с мечом нарастили такие мозоли, что уголек можно было брать голыми руками.
— Опять надымишь, — недовольно проворчал некурящий волхв и распахнул окно. — Одно хорошо — комаров распугивает.
— Они меня не кусают.
— И меня. Но все равно хорошо.
— Ага, — согласился Шмелёв и выпустил густую струю в сторону открытого окошка. — Вот так бы сидел и сидел. Ни тебе проблем, ни тебе забот. Захотел выпить — выпил, захотел закусить — закусил, захотел бабу…
— И хренушки, — хлопнула дверь и в проеме показалась зеленая зубастая голова. Целиком Годзилка в кузницу не пролезал. — Животные у тебя желания, князь! Растительные какие-то. А как же подвиги, слава?
— Подслушиваешь?
— Я по делу.
— Ладно, не оправдывайся. Чего приперся?
Горыныч не обиделся на грубость — в дурном настроении и сам бывал несдержан.
— По делу, сказал же, — в окошке появилась лапа с зажатым глиняным горшком, большая ручка на боку которого будила смутные воспоминания. — Держите.
Волхв перехватил посудину и брезгливо сморщил нос:
— Фу, как воняет. Ты туда чего, того?..
— Ну, дык, — подтвердил Змей. — Еще на прошлой неделе. Да не кривись, все уже высохло.
— И чего с этим подарком делать? — Николай с опаской заглянул в горшок. Пахло, конечно, неприятно, примерно, как французский сыр из его времени. И по внешнему виду похоже.
— Ну не есть же, — радостно оскалился Годзилка. — Попробуй поджечь.
Серега пожал плечами, поставил емкость на наковальню и оглянулся на Змея.
— Смотри, ежели что, сам будешь мне рубаху отстирывать.
— Э-э-э, погоди, — забеспокоился Горыныч, — так не договаривались.
— Мы вообще ни о чем не договаривались.
— Тихо, не ругайтесь, — вмешался Шмелёв.
— Я и не ругаюсь. Вот только исследование драконьего дерьма в обязанности волхва не входит.
— Ачоа? — удивился Годзилка. — Вы, язычники, всегда были ближе к природе. А чего может быть природнее-то? Давай изучай, прохвессор!
— Да пошел ты! — Серега взял горшок и с размаху бросил на горящие угли. — Будет тут еще…
…— Что это было? — Выбравшийся из зарослей крапивы волхв растерянно крутил головой. — А где наша кузница?
Ответом было молчание да заполошный звон на колокольне Перуна-пророка. Вокруг валялись разбросанные взрывом бревна, а из-под самой большой кучи выглядывал длинный чешуйчатый хвост. Вот завал пошевелился, что-то громко затрещало, и сверху появилась улыбающаяся драконья морда.
— Видал, как бабахнуло? Килограммов десять в тротиловом эквиваленте.
— Чего?
— Не хуже динамита, говорю. Годзилка плохого не насоветует.
— Сволочь ты, — волхв вытер разбитые губы остатками рукава и сплюнул на ладонь обломок зуба. — Мог бы предупредить.
— А кто знал, что так сработает? Мощно, да?
К месту происшествия уже сбегался народ, чтобы под видом безвозмездной помощи утолить любопытство. Праздник продолжался, просто перешел в новую фазу. Доброхоты быстро раскатали завал, под которым, кроме Змея, обнаружился и князь — бледный, с оплавленной наковальней в руках, но абсолютно невредимый. Даже рубаха не пострадала, на зависть волхву, на котором кое-где еще дымилась невообразимая рванина.
— Неплохо! — одобрил Николай и выбросил бесполезную железку. — За чей счет будем восстанавливать?
— За его, — Серега ткнул пальцем в сторону Горыныча.
— А у меня денег нет, — Годзилка невинно округлил глаза. — За харчи служу, за миску похлебки, практически. И потом — ликвидация последствий чрезвычайных ситуаций всегда лежала на плечах государства. Ну, или будет лежать… когда-нибудь. Ачоа? Да и науку нужно финансировать.
— Науку, говоришь? — Шмелёв нахмурился и глубоко задумался.
Да, вот с этим в княжестве было туго. Точнее — вообще никак. Когда-то, в далеком будущем, в умных книжках рекомендовалось каждому попаданцу, ставшему императором, королем, великим или просто князем, обязательно позаботиться о науке и образовании собственного народа. Разумеется — русского народа. В случае отсутствия такового, допускалась полная неграмотность. Герои романов основывали университеты и академии, выписывали из-за границы за миллионы золотых рублей Невтонов, Лейбницев и Бэконов, создавали райские условия иным проходимцам. И прочая, и прочая, и прочая…
И Коле вдруг стало невообразимо стыдно за бесцельно прожитые годы. Нет, конечно, кое-что было сделано, но так, по мелочи… Разве могут сравниться с великими деяниями героев будущего какие-то там стекольные и бумагоделательные мастерские или стоящие в лесах по левому берегу Лады малые домницы? Даже смешно сравнивать. Нет того шарма, размаха, обаяния больших капиталов и этого… как его там… научного подхода. Все на авось, на творчестве, на полете души. Так жить нельзя!
— Оба за мной! — скомандовал князь соратникам и, не оглядываясь, пошел в сторону терема.
Волхв со Змеем понимающе переглянулись. Опять мозговой штурм, как на прошлой неделе, когда планировали заработать несметные богатства с помощью мировой монополии на самогоноварение. Ладно, еще удалось убедить Шмелёва в полной бесперспективности идеи и неизбежных финансовых потерях. Собственно, в последнем убедили хозяйственного домового, а уж он грудью встал на защиту княжеской казны. И от княжьих прожектов в том числе. Договорились оставить небольшое производство для медицинских нужд и поддержания Годзилкиного огненного дыхания.
В горнице, которая отчего-то носила гордое звание кабинета, Николай плюхнулся в глубокое кресло и обвел всех победным взглядом:
— А я был прав!
— Конечно, — подтвердил Годзилка, который как всегда не прошел в дверь и сидел на улице, просунув голову в окошко второго этажа. — А в чем прав?
— В том, что не допустил разбазаривания ценного стратегического продукта.
Кот Базека, до того мирно сидевший в кресле-качалке у разожженного несмотря на летнее время камина, оторвался от чтения книги и прокомментировал:
— Расточительство — грех.
— А дрова в такую жару?
— Это другое, — охотно пояснил кот и захлопнул толстый фолиант. — Мне у огня думается лучше.
— Философ.
— Есть немного. Но экономика больше нравится.
