— Во всех сразу. Оружие, которое и без того символизирует крест животворящий, в руке священника более подходит для поражения противника скорее идеологического. Еретиков, например, или проклятых латынских схизматиков. Что, впрочем, одно и то же. А ты направляешь его против… Короче — раздай своим огнестрелы, а то перережут, как цыплят.
— Так бы и сказал, — проворчал Патриарх. — А то вот демагогию развел, Цицерон. Я вот, помнится, на одном диспуте…
Продолжить разговор помешал Базека, который появился в паре метров над землей, мягко приземлился на четыре лапы и сразу закричал:
— И чего расселись? Ганнибал у ворот!
— Каннибалы? — удивился Шмелёв. — Вот только людоедов для полного счастья не хватало.
— Не-е-е… Выражение такое, крылатое.
— Блиа-а-а, они еще и с крыльями? Срочно вызывай Годзилку!
Кот вскарабкался Николаю на плечо и проорал прямо в ухо:
— Началось! Орда идет!
Князь поставил на траву кружку с недопитым кофе и аккуратно снял Базеку.
— Да понял я, понял, что началось. Кричать-то зачем?
— Дык ведь это… идут уже. Только что закончили переправу через Сурову, лишь обозы еще на том берегу остались. Разреши у Лешакова добровольцев взять на предмет осмотра и изъятия материальных ценностей?
— Ты в милиции протоколы не составлял? — поморщился Шмелёв. — Нет? А похоже. Скажи прямо и честно — пограбить?
— Я? Да ни в коем разе. Трофеи же…
— Обойдешься. Еще что нового?
— Да нормально там все — тысяч двадцать переправилось, тыщи полторы утонули вместе с конями. Раков нынче в Сурове будет… Водяным не меньше чем по медали, надо, а русалке твоей — орден.
— Ладно, — Николай поднялся на ноги, — обойдутся и те, и другие. Не за ордена служим.
— Но все же…
— Разберемся. Ну что, Васек, пойдем встречать гостей?
Часом позже князь выглядывал из небольшого овражка, прикрытого густыми зарослями ежевики, и недовольно ругался вполголоса, вспоминая разговор с командиром охранной сотни. Тот ни в какую не хотел отпускать Шмелёва одного и ссылался на обязательный к исполнению «Воинский артикул». В конце концов, устав препираться, Николай попросту смылся, прихватив с собой Базеку. И сейчас они изображали храбрых разведчиков, наблюдая за приближающимся передовым отрядом барыгов. Степняков было немного, не больше сотни, и шли они уверенно и целенаправленно, будто всю жизнь здесь прожили.
— Узнаешь проводника? — зашептал в ухо кот, привычно занявший место на плече. — Классного я им Сусанина подогнал, да?
— Есть что-то знакомое. Кто это?
— Богатым будет. Смотри внимательней.
Всадники тем временем приблизились настолько, что можно было разглядеть лица, и Николай узнал привязанного к лошади проводника. Август фон Эшевальд, волк-оборотень, почти политический эмигрант из Бошецкой империи. Барон еще, вдобавок ко всему. Как он здесь оказался? Мохнатый конек под Августом, внешне напоминающий помесь ишака и кавказской овчарки, чуял волчий дух и отказывался идти с таким седоком на спине. Кочевники скалили зубы и подкалывали бедную животину остриями копий, лошаденка ржала, порой переходя на визг, а оборотень матерился сквозь зубы. Но барыгов не смущал жуткий акцент, появляющийся у фон Эшевальда в минуты сильного волнения и опасности. А чего смущать — в Бошеции Орда еще не бывала.
— Вот стервец, хорошо ведет, — похвалил Базека. — В точности на передовой полк. Как раз к утру там и будут.
— Не говори гоп, — Шмелёв покачал головой. — Толку-то от того, что приведет одну сотню. А остальные?
— Да куда на хрен денутся? — удивился кот. — Или мы зря столько времени на составление планов потратили?
— Твоими бы устами…
— Ачоа? Стой, а чего это он?
Всадник в богатых доспехах, скачущий рядом с проводником, вдруг остановился и поднял руку.
— Засекли, что ли, гады? — тихо удивился Базека. — Надо сматываться.
— Успеем, — Николай потянул из кобуры огнестрел, один из трех, висевших на поясе. — Сейчас я кое-кому по рогам настучу.
— Ты дурак? — зашипел кот. — Ты князь или конь в пальто? Чай, не княжеское дело — лично мечом размахивать. Ну, пусть не мечом, а пистолем здоровенным. Не пущу!
— Отстань, животное!
А со стороны степняков вдруг донесся громкий вой и испуганные крики. Фигура проводника расплылась, окуталась туманом, изменила очертания, вот уже тонкие волчьи лапы поджались, освобождаясь от пут, и прямо с седла прыгнувший матерый бирюк рванул горло командиру барыгов. Тот вскинул руки к шее, и сквозь побелевшие пальцы на блестящий доспех сначала закапала, а потом ручьем побежала кровь.
Зверь лютовал. Насколько Август был спокоен и даже вежлив в человеческом облике, настолько страшен сейчас. От него не спасал и кожаный доспех с нашитыми металлическими пластинами — уже четыре порванных трупа упали в траву, растаптываемые взбесившимися конями. На это ушло меньше времени, чем Шмелёву на первый прицельный выстрел. А потом волчий вой смешался с непрерывным грохотом огнестрела. И только кот матерился не по-кошачьи, заряжая запасные револьверы не приспособленными к этому лапами.
Прореженные кочевники поначалу смешались, но тут же нашелся кто-то опытный и смелый, принявший командование. Хаотичные и бестолковые метания сразу приобрели некоторую осмысленность.
— Сваливаем? — с надеждой в голосе предложил Базека.
— Да погоди ты, — Шмелёв палил с двух рук, вымещая на барыгах и тяжесть бессонных ночей над картами, и тревогу за руководившую боевыми пловцами Яну, и за многое другое, о чем не мог сказать словами, а только чувствовал в глубине души.
— Порубают же в капусту. — Кот тянул за рукав, сбивая прицел. — Тебе по фигу, как Кощею Бессмертному, а я еще и не пожил толком. Детишки малые… двенадцать, нет, восемнадцать… четыре жены…
Чисто и громко затрубил невдалеке рог, оборвав на полуслове Базекины причитания. Вслед за звуком в спину степнякам полетели арбалетные стрелы, и тут же из перелеска выскочили самые настоящие рыцари, уже склонившие длинные копья для таранного удара.
— Кавалерия из-за холмов! Наши? — предположил кот.
— Сомневаюсь, — Николай привстал на цыпочки, чтобы за поворачивающимися к новой опасности кочевниками разглядеть атакующих. — Наши все умытые, а эти будто только что из печки вылезли. Трубочисты, мать их…
Неожиданные союзники врезались в ряды кочевников, словно городошная бита в зубы зазевавшегося зрителя, и завязли в общей свалке. Многие побросали ненужные более копья, застрявшие и частью сломавшиеся при сшибке, и взялись за мечи. Лишь один в испачканных чем-то черным латах, но без шлема на голове орудовал моргенштерном на длинной цепи. Вот еще мгновение — и удача, по своему обыкновению, улыбнулась храбрецам — барыги дрогнули, метнулись в сторону, где их встретил грохот княжеских огнестрелов, и побежали.
Оборотень благополучно смылся в поднявшейся суматохе, избежав как кривых сабель, так и рыцарских мечей, и сейчас шумно отпыхивался, сидя на пеньке в человеческом обличье.
— Я есть чуть мало уставайт, — объяснил он со все еще сохранившимся акцентом. — Нет постоянный практика.
