голову в сторону застывшего поодаль в почтительном ожидании долговязого нескладного лакея.
— Сверчуха, найди и приведи ко мне в кабинет оруженосца Мот…барона Бугемода… Сомика, по- моему. Я хочу его кое о чем расспросить.
— Сию секунду, ваше… превосходительство!.. — не успев толком договорить, слуга вприпрыжку помчался на розыск.
Бабушка Удава ценила в прислуге рвение. Прислуге же, лишенной этого качества, приходилось его срочно вырабатывать.
Как правило, в процессе поиска другой работы.
После долгой беседы усталый, сконфуженный и запуганный мальчик был отпущен с приказом смотреть в оба и держать язык за зубами, а из кабинета главы рода до полуночи доносился запах едкого дыма курительной смеси и душераздирающие звуки мучимой умелыми руками виолончели.
Спиридон разочаровано захлопнул дверь пустой комнаты, ставшей в последние три недели Ивановым кабинетом в управе, нахмурился и озадаченно уставился себе под ноги, размышляя.
Здесь его нет, в больнице нет, в детском крыле нет, у Находки нет, школа закрыта, в конюшне ему, вроде, делать нечего, кабинет министров и в дневное время палкой не соберешь, в приемной Макар один заканчивал выпроваживать засидевшихся просителей, во дворец он, вроде, не собирался…
Может, действительно уже спать ушел? Полдвенадцатого, всё-таки, на дворе полчаса назад пробило…
В такую-то рань?!
Усмехнувшись своей мысли — сколько еще человек в городе могли подумать то же самое про полночь? — он развернулся и неспешной походкой побрел к лестнице. Заглянуть еще раз к Макарше, что ли, хоть новостей узнать? И пень с ними, с делами — до утра погодят. Не заваливаться же к Ивану в такой час домой.
Снова невольно хмыкнув — кто еще облупленную холодную комнатку в городской управе, с престарелым диваном и подагрическим шкафом, опирающимся на кривоногий стол, мог назвать домом? — он засунул замерзшие руки в карманы и стал медленно спускаться.
На лестничной площадке, почти сливающиеся с густой тенью, не разбиваемой прибитой на первом этаже Находкиной восьмеркой, нерешительно толклась плотная молчаливая кучка человек в пять, может больше.
Ну, и ходатай пошел, пока за ручку не выведешь — сами дверь не найдут, ночевать здесь останутся, настырные, покачал головой Спиря, вздохнул и походкой вышедшего на тропу войны тигра направился к ним.
— Так, мужики, дружно повернулись, руки в ноги — и повалили отседова, контора закрывается, — не терпящим пререкания тоном проговорил он и сделал нетерпеливый жест рукой. — Тыгыдыч-тыгыдыч.
Но несанкционированное собрание проваливать, как было рекомендовано, не спешило, а вместо этого исторгло из своей середины невысокого коренастого бородача.
Бородач зашел недоуменно косящемуся солдату в тыл…
— Ну, и чего ты вокруг меня хороводы водишь? Сказал — вываливайтесь, значит…
— Бей его! — приглушенно, но свирепо рявкнул бородач, и первым подал пример.
Доселе смирно стоявшая кучка взорвалась.
При свете далекого светильника, в руках злодеев, накинувшихся на опешившего на мгновение Спирю, сверкнул широкой ассортимент колюще-режущего оружия, и даже самому тупому оптимисту стало ясно, что одним битьем тут дело не ограничится.
Конечно, в рукопашной один на один, двое на одного, и даже трое на одного Спиридону среди гвардейцев равных не было, не говоря уже о штатских лицах более хлипкого сложения. Но, во-первых, нападавших было шестеро, во-вторых, вооружены они были за десятерых, а руки солдата были слишком заняты отбиванием сыпавшихся со всех сторон ударов, чтобы потратить даже пару секунд, необходимых, чтобы выхватить свой меч.
Удары ножами и кулаками сыпались направо и налево, тяжелая тишина спящего здания оглашалась сдавленными несвязными выкриками, охами, стуком и — время от времени — треском, сопровождающимся хриплыми завываниями.
— …врешь…
— …бей…
— …на! На! На!..
— …ах-х-х-х…
— …получай!..
— …о-о-о-о-о!!!..
— …ай!..
— …вали его!..
Яростная, душная толпа нахлынула на оглушенного Спиридона, повалила его на пол, накрыла собой, покатилась кучей-малой по ступенькам, пересчитывая лесенки, ребра и зубы, и вдруг половина ее поднялась — один за другим — и кинулась прочь. Потом вернулась, подхватила оставшуюся половину, и снова бросилась наутек, к распахнутому парадному, во двор и в темень ночи.
Над неподвижным гвардейцем, всё еще сжимая в синем кулаке ажурную чугунную чернильницу, склонился Макар.
— Спиря?.. Спиря?.. Ты живой?.. Что случилось, Спирь?..
— М-м-м-м…
— Воды?..
— В-воды… это «в-в-в-в-в»… — едва приоткрыв заплывший в щелочку глаз, прошевелил распухшими губами солдат. — А «м-м-м-м»… это М-м-м-макар…
— Дурак ты, Спирька! — нервно фыркнул канцлер, — и шутки у тебя дурацкие! Встать можешь?
— С-сейчас… п-проверим… П-подмогни…м-маленько…
Макар осторожно подхватил подмышки друга и нежно поставил его на ноги.
— Отпускаю?..
— М-м-м-м…
— М-м-м-макар?
— М-м-м-м-н-не надо…
— «Н-не надо» — это «н-н-н-н», — ворчливо передразнил его канцлер, и тут же получил в ответ рассеянное «сам дурак».
— Понятно, — покорно вздохнул он. — Тогда обхвати меня за шею — и двинули к Находке. Доковыляешь?
— П-по крайней мере… умру… п-при попытке… — усмехнулся разбитыми губами Спиридон. — Ну, п- поскакали…тыгыдыч-тыгыдыч…
Поверхностный осмотр у ученицы убыр показал, что длинный тулуп Спиридона из грубой дубленой овчины этого вечера не пережил. Но если бы не он, то этого вечера не пережил бы его владелец.
Дальнейшие исследования подтвердили, что шестерка злоумышленников махала ножами и кастетами рьяно, но малоэффективно, и объект их нападения отделался парой треснувших ребер, вывихнутой кистью левой руки, порезами — многочисленными, но неглубокими, а также подбитыми глазами, рассеченной губой, резаной раной на лбу и очередным сотрясением, полученным, скорее всего, при нестандартном спуске с лестницы.
— Ты приляг, полежи, Спиренька, тебе сейчас ходить нельзя, — Находка ласково заглянула в полусонные от снадобий и лечебной магии глаза гвардейца. — До утра полежишь — и всё пройдет.
— Не, мне некогда… мне идти надо… Чего я тут тебе мешать стану…
— Да не мешаешь ты мне, что ты такое придумал!
— И не уговаривай, солнышко… И спасибо тебе… Возни-то со мной… Вот оденусь сейчас — и пойду…
