Журнал «Байкал» 2010–01

полу. Когда в праздничный день группа бояр шествовала по Москве в длинных, свободно ниспадающих одеждах и высоких меховых шапках, зрелище было по-азиатски пышное»[9] .

На таком фоне «экзотические дикари» из Забайкалья где-нибудь на тогдашней Ордынке могли чувствовать себя почти в привычной обстановке.

А вот к утверждению об «унизительности» той поездки стоит присмотреться внимательней.

Петр принял бурятских посланцев 25 февраля (10 марта н. ст.) 1703 г. А 22 марта (4 апреля н. ст.) царь подписал Указ, закреплявший право бурят на вечное владение их «породными» землями. Во вводной части документа подробно излагались причины, побудившие посланцев предпринять свое нелегкое путешествие. Отмечалось, что бурятские роды, населявшие земли к востоку от Байкала и р. Селенги, в административно-правовом отношении изначально подлежали ведению Нерчинской администрации:

«…они де иноземцы въ Нерчинском уезде… многие годы служатъ с Нерчинскими старыми казаками за едино радетельно безъ пороку и против неприятельских воинских людей бьются, не щадя головъ своих, также и ясакъ въ нашу Великого Государя казну платят по вся годы безъ недобору с прибылью…»

Далее из текста следует, что разными окольными путями, в том числе и «облыжным челобитьем Великому Государю», Иркутская администрация ухитрилась исподволь, незаконно распространить свою власть на бурятские роды к востоку от Селенги и Байкала.

О начавшихся после этого бедах забайкальских бурят в Указе сказано прямо, без прикрас:

«…ныне де ту их породную Кударинскую степь заселили Иркуцкаго Присуду[10] Селенгинские, Удинские служилые и всяких чинов люди и отняли де у нихъ, иноземцев, их породные Кударинские степи и лучшия кочевныя места ихъ зимние и летние… всякие угодья и звериные промыслы, кормовые теплые места под лесами, и построили себе заимки для хлебной пахоты; а городьба у них около пашен и около сена плохая, и в ихъ хлебных и сенных потравах были им (т. е. бурятским родам. — В. М.) от нихъ разорения, обиды и налоги большие, брали у них, иноземцев, головщины не померныя насильством своими руками и разоряют ихъ въ конецъ; и от тех головщин они, иноземцы, жён и детей своих испродали и в заклады иззакладывали и сами меж дворы скитаются…»

Нетрудно заметить, что в тоне и содержании Указа ясно отражено недовольство Петра поведением «Иркуцкаго Присуду», тогда как о действиях Нерчинской уездной администрации говорится в куда более положительном смысле.

Нерчинцы, в силу своей вовлеченности в непростые дипломатические и ратные дела на восточных рубежах (к чему опять-таки вернёмся ниже), не могли не проникнуться пониманием государственных интересов. И напротив, заботы «Иркуцкаго Присуду служилых и всяких чинов людей», подвизавшихся в глубоком тылу, вдали от всех тогдашних «горячих точек» как на западе (азово-турецкой, шведской), так и на востоке (цинско-маньчжурской [11]), не простирались дальше узкомеркантильных интересов. Всё это царь, конечно, учитывал. Показательно, что Указ начинается словами:

«От Великаго Государя Царя и Великаго князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца в Сибирь в Нерчинск Стольнику Нашим и воеводам Петру Савичу да Фёдору Петровичу Мусиным-Пушкиным».

Вряд ли царь мог забыть и о так называемом «бунте заморских (забайкальских. — В. М.) казаков», начавшемся в феврале 1696 г.

Эти «заморские казаки» в значительной части были из тех людей, что имели отношение к памятным стрелецким волнениям, за что и попали в Сибирь. Сей пытаный и ломаный народ ни в грош не ставил байку для рабов о том, что «смирение и терпение суть первейшие добродетели православного человека». В их дальнейших действиях сполна проявились лучшие черты вольного русского человека той поры: безоглядное мужество, решимость, человеческое достоинство, товарищеская сплоченность.

«Бунт заморских казаков» — удивительная страница в истории Забайкалья и Сибири того времени. Происшедшее отражено в документах следующим образом:

«В 1697 г. октября в 18 день к Москве в Афонасьевой отписке Савёлова[12] написано: в 1696 г. в феврале месяце селенгинский сын боярский Петрушка Арсеньев да новоприсланные в Удинск[13] полковые стрельцы забунтовали, подговоря к себе прежних селенгинских, Ильинского и Кабанского острога служилых людей… приезжих и тутошних жителей грабят и присланных людей, кои посланы при нём, Афонасье, переменяют и указных памятей ни в каких делах не слушают…»[14]

Изложенное — это показания самого Савёлова, умолчавшего о том, что началом всему послужила длительная задержка причитавшегося казакам и стрельцам «государева хлебного, денежного и соляного жалованья», а также целый ряд других злоупотреблений, чинимых иркутским воеводой и его людьми — присвоение по подложным документам денежного жалованья служилых людей, кража казенных припасов для нужд своих соболиных, слюдяных и рыбных промыслов, тайное винокурение на заимках и т. д.:

«Заморские казаки били челом на Афонасья Савёлова в обидах и во многих взятках… Он же де, Афонасий, на денежные их на целые, а у иных на половины окладов… имал себе отписи подьяческие имена и по тем де отписям имал деньги из их окладов себе»;

«Заморские казаки в челобитье своём написали, что он отпускал от себя на соболиные и на слюдяные и на рыбные промыслы, а дощаники и припасы давал государевы»;

«Да в той же челобитье написано: по его де, Афонасьеву, приказу за морем прикащики вино курят и продают и много хлеба на вино пережгли, и в 1695 и 96 гг. они, служилые люди и ясачные иноземцы, подавали ему, Афонасью, на тех прикащиков челобитные и вино и винную посуду[15]у них вынимали не по одное время и он, Афонасий, норовя им и потакая на воровство, о винном куренье никакого указу не чинит и челобитья их не принимает и винокуренную посуду винокурам отдаёт и пенных денег не правит»;

«Да заморские люди на него, Афонасья, били челом, что он приезжал к ним за море для своих взятков на дощанике и имал с собою для всяких угроз заплечного мастера, в подводы пашенных крестьян в деловую пору».

Но самым главным из всего прочего стало, пожалуй, то, что «заморские люди» обвиняли воеводу в измене и незаконных торговых операциях.

Извлечение из дела «О бунте заморских казаков»:

«Антошка Березовский сказал: в прошлом де в 1696 г. по отпуску селенгинского прикащика Остафия Перфильева и по выбору всех служилых людей ездил селенгинский казак Сенка Краснояр в