Журнал «Байкал» 2010–01

Иркутской бить челом великому государю о государевом денежном жалованье селенгинским служилым людям на 1696 г. при бытности в Иркутском на воеводстве Афонасья Савёлова. А он де, Антошка, в то время был в своей деревне и в то время воевода Афонасий Савёлов послал знакомца своего Гаврила Коноплёва через Селенгинск к калмыцкому Бутухту хану в улусы с товары своими для торгу, и селенгинские де служилые люди, по письму челобитчика своего Сенки Краснояра, (обоз) с товары остановили…

…на него, Афонасья, измену сказал Сенка Краснояр, а по его де словам все казаки измену сказывали, а какая измена, о том де выборные челобитчики подали в Иркутскую уличную роспись, а в росписи написано: в Селенгинску де казаки де взяли у Афонасьевых людей с посыльными его к Бутухту хану товары 5 пищалей да пороху пуда с полтора…

…на него ж, Афонасья… подали челобитную заморских казаков выборные челобитчики, а Афонасий де Савёлов отпускал с людьми своими в Китай товары и огненное ружьё и порох продавать китайским людям»[16].

Обвинения такого рода грозили самыми серьёзными последствиями, ибо по действующему тогда закону оружие и боеприпасы запрещалось продавать за границу.

Положение, когда «госслужащие» увлекаются личным «бизнесом», в те времена не приветствовалось. Так, 23 сентября 1689 г.[17] в грамоте Сибирского приказа «От великих государей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержцев» было особо наказано:

«Воеводам и дьякам и их детям и братьем и племянником и людям их не торговать и на промысел покручеников и всяких людей своих от себя и в ыные городы для торгов не посылать и засылкою и подставою на соболиные и иные звериные промыслы не отпускать, деньги с торговыми и ни с какими людьми не складыватца и кабал на торговых и ни на каких людей на своё и на чюжое имя не имать и пожитков своих с торговыми и ни с какими людьми не высылать и того таможенному голове смотреть накрепко…»[18]

Добавить тут нечего, кроме одного: указ подобного содержания не повредил бы и сегодня.

«Бунт заморских казаков» явился большой неожиданностью для чинов «Иркуцкаго Присуду». Они здраво рассудили, что эти опасные беспорядки могут обрести массовый характер, охватить новые остроги, слободы и перекинуться на «инородческие улусы». Так и случилось — казаков поддержали посадские, дворовые люди и бурятские бедняки-скотоводы.

Воевода направил к ним протопопа и служилых людей, «чтобы их от тех злых дел уговорить». Но уговоры успеха не имели. Уже позже, когда шло следствие по делу «О бунте заморских казаков», воевода 18 октября 1697 г. в отписке своей в Сибирский приказ показывал: «… они де уговору учинились ослушны и от такого злого начинания не престают и похваляются идти во множестве в Иркуцк и грозят многих иркуцких жителей побить и грабить»[19].

Сказано — сделано. Как только вскрылись реки, очистился ото льда юг Байкал-моря, более двухсот «заморских» погрузились на лодки и двинулись вниз по Селенге на Иркутск.

«…в 1696 г. мая 19 воровски приплыли в Иркуцкой из-за Байкала моря в 2 пойма на дощанике да на каюке человек в двухстех и больши с ружьём и с знамёны и с барабаны и во всякой готовности, будто к воинскому делу, не по прежней обыкности, удинские, селенгинские и кабанские и ильинские служилые люди, конные и пешие казаки и полковые стрельцы: Антошка Березовский, Миска Борисов, Ивашка Алемасов, Емелька Паникадильщик, Куземка Кудреватый, Данилка Фык с товарищи и пришед бунтом к городу и к воеводскому двору в многолюдстве и просили государева денежного, хлебного и соляного жалованья»[20].

Дело получилось затяжное, чреватое кровью, но до штурма, слава богу, не дошло. Правда, свои деньги «бунтовщикам» вырвать так и не удалось, однако хлебное жалованье после долгих препирательств и взаимных угроз им все же частично удалось получить. Освободив попутно ранее арестованных сотоварищей, они в начале июля уже готовились к отплытию, когда воевода велел одного из них схватить и заточить в тюрьму. Выступив в его защиту, «бунтовщики» целую неделю держали город в осаде, а поскольку на них с городских стен были наведены пушки, то они предупредили, что если раздастся хоть один выстрел, — то «со стороны де город зажжем, а с другой станем рубить».

Лишь на восьмой день «заморские бунтовщики» сняли осаду, пригрозив на прощанье, что зимой придут к Иркутску с еще большей силой «и над ним, Афонасьем, и над градскими людьми всякое разорение учинят».

Угроза подействовала: иркутяне поспешили сместить воеводу. Следствие подтвердило его виновность. Отделался он легко — конфискацией имущества. Зато из числа «бунтовщиков», всего-то лишь требовавших причитавшегося им по закону, троих приговорили к казни.

После этого случая, имевшего большую огласку, «заморское» население укрепилось во мнении, что здесь, на месте, правды не добьешься.

Об этом тоже напоминается в Указе:

«…в прошлом де 7204 г.[21] послали они (т. е. бурятские роды. — В. М.) к нам Великаму Государю к Москве с Нерчинским сыном боярским с Микитою Варламовым въ техъ их налогахъ и обидахъ и в разоренияхъ на Селенгинскихъ и Удинскихъ служилыхъ и всяких чиновъ людей челобитную, и по нашему Великаго Государя указу и грамоте велено их (т. е. „иркуцких всяких чинов людей“ — В. М.) с той Кударинской степи с ихъ породных кочевныхъ местъ свесть, а те заимки и ныне у них не сведены…»

В тот раз в столице отреагировали довольно быстро, свидетельство чему имеется в «наказных статьях» Сибирского приказа от 1996 г. иркутским воеводам, где предписывалось по отношению к бурятскому населению:

«…держать бережение и привет и того смотреть и беречь накрепко, чтоб от приказчиков и от работных людей никаких обид и налогов и разорения и грабежу им никакого отнюдь не было». Кроме того, было велено «породные кочевные» земли вернуть, а самовольно поставленные там заимки «свесть».

В ответ «иркуцкие всяких чинов люди» прибегли к средству, даже до сего дня действенному, — бюрократической волоките: сочинили встречную челобитную. Сей факт Пётр опять- таки не преминул вспомнить в своём Указе:

«…облыжным челобитьем нам Великаму Государю они Удинские служилые и всякихъ чинов люди били челом, чтоб быть имъ, иноземцамъ, в Иркутскомъ присуде…».

* * *

В Указе Петра буряты в ряде мест названы «иноземцами», «ясашными людьми», «инородцами», что болезненно воспринимается нынешней либеральной интеллигенцией. Вот пример:

«…22 марта 1703 г. был обнародован царский Указ. Согласно Указу, за хори-бурятами (в Указе они названы „ясашными брацкими людьми“, нередко одиозным словом „инородцы“, еще хуже „иноземцы“) было закреплено право на владение своей землей…»[22].