Журнал «Байкал» 2010–01

что-то в нос себе бубнил упрямо,
долго шамкая беззубым ртом.

И возничий юноше ответил:
«Преходяще все. Вот он, старик,
а когда-то воин был, и ветер
разносил его победный клик».

И увидел юный Гаутама
траурно одетую толпу,
в путь она последний провожала
человека, спящего в гробу.

И возничий вновь сказал: «На свете
преходяще все. Вот он, мертвец,
был рожден, чтоб жить,
но нет бессмертья.

У начала есть всегда конец».
И увидел юный Гаутама,
как едва лохмотьями прикрыт,
отрешенный от людского гама,
кто-то в позе лотоса сидит.

И возничий вновь изрек: «На свете
преходяще все. Вот он, аскет,
ищет жизни истину и смерти —
обрести в себе бессмертья свет».

От раздумий горестных все чаще
забывался он тяжелым долгим сном:
«Этот мир напоминает дом горящий,
в нем живущие не ведают о том.

И рождаться каждый раз в цепях страданий
человек по сути жизни обречен.
Круг сансары обнимает мирозданье.
Есть ли путь к спасенью? Где он, путь, и в чем?».

И однажды принц, призванием влекомый,
через волю преступил отца,
и ушел он из родительского дома —
навсегда ушел из царского дворца.

И бродил, как бедный странник, Гаутама
в поисках предназначенья своего.
Пыль со всех дорог и тропок Индостана
оседала на сандалии его.

Вел он долгие беседы с мудрецами —
знатоками книг, древней которых нет.
Были их слова, как звездное мерцанье,
исходил от них холодный вечный свет.

И в порыве гордом  самоотрешенья,
чтоб в себе животное перебороть,
Гаутама, в роще манговой  отшельник,
истязал упорно собственную плоть.

Утихали страсти и росло смиренье,
драгоценной каплей полнился сосуд.
Но молчало око внутреннего зренья,
и не все пути к спасению ведут.

И однажды под могучим древом бодхи
он сидел, освобожденно и светло.
Просветленье, словно это возжелали боги,
на него волною светлой  снизошло.

И прервал молчанье Гаутама: «В мире
много есть огня, но правит миром дым.
Благородных  истин же — четыре,
и о них я возвещаю всем живым.