Чем же я отличаюсь от людей, братьев моих — песчинок? Может, тем, что никогда не спешу с толпой, словно в запасе у меня персонально целая вечность. Может, тем, что очереди за дефицитом для меня — как вид изощренной пытки, переживаемой целой страной. Может, тем, что пишу стихи, говорят, неплохие, и тешу себя надеждой, что кто-то сверху все-таки смотрит за мной…
Помню, в детстве родители купили мне юлу. Мне страшно нравилось смотреть на нее, когда она, заведенная, кружилась на кончике своего стержня вокруг собственной оси посреди комнаты, а потом медленно, израсходовав кинетическую энергию, заваливалась набок. Не так ли и мегаполис, как заведенная гигантская юла, вращается вокруг Останкинской башни, как вокруг собственной оси, вращается, пока вращается.
С утра поехал прямо в ИВ АН. До 1 часа посидел в библиотеке, читал диссертацию В. Дылыковой, II главу о житийном жанре. Много описательности, пересказы «Намтара» Падмасамбхавы, «Намтара» Миларайбы.
Днем — встреча на квартире у Саши Соловьева, на Никитских воротах.
С. С., пожалуй, самый старый и близкий мне из моих московских друзей. Хорошо знаю его родителей, отец — из московской чиновничьей элиты, мать Ольга Александровна — врач, прошла войну. Хорошие русские люди. В годы аспирантуры я часто заходил сюда, поскольку жил рядом, на Малой Бронной. Однажды в лифте столкнулся лицом к лицу с артистом Папановым, жившим в этом доме. Он был в неглиже, но я его сразу узнал, но виду не подал.
У Саши жена Вера полная его противоположность, волевая и целеустремленная, биолог, кандидат наук и мастер спорта по плаванию. С Сашей они живут по-французски, отдельно друг от друга, хотя у них есть общий ребенок. В последние годы С. С. стало тянуть на толстовство. Мечтает подыскать где-нибудь домик в Подмосковье, быть ближе к земле.
К моему приходу Саша находился уже в обществе Вилены. Пришла Таня Юркова, скрипачка. Ее я не видел лет пять. Похорошела, кажется. Очень интересно рассуждала о звуке, рождаемом смычком. Столько оттенков у одного лишь звучания.
Больше всех говорила В. Дылыкова. Она как проповедница и вместе с тем как весьма светская женщина. Сегодня ее конек — Калачакра (кала-время, чакра-колесо). Попросила меня почитать Н. Гумилева. Из окна открывается хороший вид на ул. Герцена и Суворовский бульвар.
Около церкви, где, по преданию, венчались Пушкин и Натали — великолепный парк и лужайка. Семейство южных и северных деревьев, одуванчики — осколки солнца, трава сочно зеленая. А кругом шумит, течет Арбат, и кинотеатр повторных фильмов, и Тимирязев с голубем на голове, и манекены, почти как живые, в витрине магазина «Ткани». А лужайка — как кусочек рая Сукхавади.
Ксерокопия — последняя. Автореферат Савицкого (Цаньян Джамцо), Сазыкина (Чойжид Дагини) и Snellgrove из книги «Buddhist Himalaya».
Днем — в библиотеке ИВ АН и кабинете Рериха. В иностранном каталоге дошел до буквы T (Thomas). В окне библиотеки — старая церквушка.
Сходил на спектакль «Тема с вариациями» Алешина. Играли Плятт, Терехова, Юрский. И оживали Пушкин, Боккаччо, Сирано де Бержерак…
В Ленинке — дочитал Рильке «Заметки Мальте-Лауридс Бригге», оба томика. Сделал выписки — рассуждения об открытых окнах и тишине, об умении видеть и внутреннем мире, о библиотеке и чтении книг, об отчужденности на улице и привязанности к читальному залу, наконец, портрет самого Бригге —
