— Пожалуйста. Буду вам весьма благодарен. Интересно все-таки услышать от работника НКВД подробности того, о чем хотя и знаешь, но мало.
Он закрыл папку, бросил ее на верх кипы следственных 'дел' и сказал:
— Всем известно, что в Кремле имеется группа людей, управляющая страной…
— То-есть, Центральный комитет большевистской партии, — вставил я.
— Такой партии нет, — возразил он.
— Ну, пусть будет коммунистическая.
— Нет и ее.
— Как же так? — не без удивления вырвалось у меня.
— Есть кучка людей, связанная круговой порукой и прикрывающая свои дела и делишки, как ширмой, воображаемой партией. Разве можно назвать партийной такую организацию, рядовые члены которой не, имеют никаких прав, а только рабские обязанности?
— Не знаю. В партии не состоял.
— Я состою почти двадцать лет и за это время насмотрелся на 'партийные' нравы, дела и фокусы. Так вот, имеется кучка людей, силой захватившая власть и панически боящаяся выпустить ее из своих рук. Главное для этих людей собственна» шкура, а власть является средством сохранения шкуры в целости и невредимости. Как вы думаете, что случилось бы, если б кремлевская кучка, на один день или даже только на час, выпустила власть из рук?
— Моя фантазия до таких высот не поднимается.
— Высоты небольшие. Чтобы добраться до них, нужно только немного подумать и понаблюдать… В юности я прочел один исторический роман. Ни названия, ни автора я теперь уже не помню, но мне врезался в память один довольно яркий эпизод. Толпа народа в Москве, на Красной площади, устроила самосуд над двумя боярами. Этих бояр разорвали на части, растоптали ногами и от них ничего не осталось, кроме нескольких луж, вернее даже не луж, а пятен крови. Останки казненных люди разнесли по Москве на сапогах… Как вам это нравится?
— Не особенно. Я бы не хотел очутиться на месте ваших бояр.
— Я тоже, а кремлевцы — тем более. Одна мысль о подобной неприятности для кремлевских шкур приводит их обладателей в состояние панического ужаса. Вот на службу охраны шкуры и поставлена власть с ее армией, энкаведистами, активистами, пропагандой, голодом, коммунизмом, марксистско-ленинскими теориями и прочим. Кроме того, власть дает возможность кремлевцам жить сверх-помещиками, иметь все блага земные, наслаждаться жизнью. Отнимите у них власть и что им останется? Подметать улицы или торговать на них спичками? Сталин, Молотов и другие — это, так называемые, 'профессиональные революционеры' и, кроме 'профессиональных революций', ничего делать не умеют… Кстати их 'сверх- помещичья' жизнь не так уж сладка. Она ежеминутно и ежесекундно омрачена и отравлена страхом перед порабощенными ими миллионами людей. А вдруг война, восстание, заговор? Вдруг миллионы вырвутся, из концлагерей на волю? Что тогда будет со шкурой? Пожалуй, она очень быстро прилипнет к народным сапогам. Или просто к ногам без сапог. Для предотвращения такой неприятности и устраиваются чистки, фабрикуются 'враги народа', вводятся 'методы физического воздействия', а концлагеря растут, как плесень. Все это необходимо власти, охраняющей шкуру. Сейчас шкура как раз всерьез занялась экспериментом, могущим избавить ее от опасности быть раздавленной сапогами в будущем.
— Интересно, что это за эксперимент?
— Превращение русских, украинцев, белорусов, грузин и вообще всех народностей, населяющих СССР, в особых советских людей, в безликую, покорную и безвольную массу, лишенную национальных признаков.
— И как вы думаете, удастся такой эксперимент?
— Не знаю. Меры, принятые для его осуществления, пока не дали положительных результатов.
— Какие меры?
— Переселения и пропаганда, физическое истребление и концлагеря, борьба с семьей и религией. Мне некоторые подследственные, — рядовые колхозники, — на допросах говорили: 'Не удастся вам, гадам, Россию ликвидировать. 'Весь русский народ в тюрьму не загоните'. 'Придет время, когда мы из нашей страны весь чекистский сор выметем'. Так-то…
— Предположим, эксперимент увенчается успехом. Тогда что?
— Тогда в СССР не останется ни одного русского, как, впрочем и людей других национальностей. А шкура навсегда избавится от угрозы сапога.
— Жаль. Это очень плохо, когда умирает нация.
— Иногда мне тоже бывает жаль. Но, с другой стороны, у меня ведь тоже есть шкура.
— И вы боитесь попасть под сапог?
— Конечно. Я такой же шкурник, как и любой из энкаведистов или коммунистов и мне совсем не хочется умирать под сапогами моих подследственников.
— Неужели в партии нет настоящих коммунистов?
— Что вы подразумеваете под словом 'настоящих'?
— Ну, идеалистов или фанатиков, что-ли.
— Как нет? Есть. Например, в тюрьмах и концлагерях.
— А на воле?
— Есть и там. Только очень мало. Подавляющее большинство шкурники.
— И в Кремле?
— Там в особенности. Ну, какие, скажите пожалуйста, идеалисты Сталин, Молотов или Каганович? Если их покрепче прижать к стенке, то они себя объявят, кем угодно. Даже монархистами[2].
На данном этапе коммунизм им нужен, как экспортный товар. Когда Советский Союз победит в войне Европу и Америку, то очень скоро после этого коммунизм будет объявлен устаревшим и отменен.
— Вместе с НКВД?
— Ну, уж это — извиняюсь. НКВД — учреждение несменяемое.
— А если Советский Союз войну проиграет?
— Тогда… сапоги. Но шкура и власть усиленно готовятся к войне. Готовятся так, чтобы до сапог не дойти.
— Чем же, по вашему мнению, они заменят коммунизм в случае победы?
— Самодержавной монархией или единоличной диктатурой.
— В первом сомневаюсь.
— Почему? Диктатура и монархия естественные и проверенные тысячелетиями явления в жизни государств и народов. Все остальное, вроде парламентов и верховных советов, искусственно, недолговечно и вообще бутафория. Кстати, еще Ленин сказал когда-то: 'Если нам, потребуется, то мы посадим на престол царя'. Так вот: монархия или диктатура.
— Но ведь у нас уже есть диктатура.
— Какая? Пролетариата? Это кремлевское вранье.
— Нет, сталинская.
— Сталин не диктатор. Он — злая и хитрая марионетка. Кремлевский Петрушка, которого за политические нити дергают другие. Для того, чтобы быть диктатором, у него не хватает ума, смелости, здравого смысла и чувства меры. Он…
Шабалин постучал пальцем по столу.
— Он глупее вот этого моего стола. В моем столе, в следственных делах хранятся слова и мысли некоторых умных людей. У Сталина этого нет. Он не любит умных людей, не советуется с ними, не собирает их мысли и слова. Он даже не понимает, как глупы его речи, которые для него сочиняют другие, сочиняют, выражаясь языком энкаведистов, вредительски.
— С какой целью?
— Чтобы показать слушателям: 'Смотрите, какой это дурак'. Да и в Кремле-то его называют ишаком. Вероятно, есть за что.
— Вы утверждаете, что Сталин не диктатор. Тогда, кто же управляет страной?
— Партийный коллектив. Кремлевская кучка. ЦК ВКП(б).
