- А он шляпник? - растерянно переспросил Ричард. - Это точно?
- Завещание Гонта, где он благословляет своего сына Оскара, подлинное. Якобы исповедь слуги, вывезшего младенца в Дриксен, - брехня, хоть и ловко слепленная. Бумага старая, слова в порядке,. но письму и полусотни лет не наберется. Я завещание Бланш вдоль и поперек знаю, королева писала лучшими чернилами, а они выцвели и позеленели. Ты веришь, что у простолюдина в Эзелхард письменные принадлежности были лучше?
- Нет, - вздохнул Ричард, - но… эр Август мог не знать, что его отец или дед…
- Штанцлер не эр, - отрезал Альдо, - а потомок проходимцев и сам проходимец. Говоря по чести, твоего приятеля за все его подвиги следует вздернуть, и я бы это сделал, но эориям полезно посмотреть, как самозванец полезет на террасу Мечей. Августу предстоит путь в Гальтару, а пока пусть думает, что его в Багерлее Эпинэ держит…
И, Дикон, что на тебя накатило? Я понимаю твои чувства, но расспрашивать о казни до суда неприлично.
- Я боялся, что Ворон, - юноша почувствовал, что задыхается, - если его осудят, как Ринальди, он должен драться со всеми по очереди, а он… Ты не знаешь, как он фехтует, это… Все равно, что с Леворуким драться…
- Про таланты Ал вы наслышан, - лицо сюзерена оставалось хмурым, но он больше не злился, - только пустить их в ход Ворону не удастся. Ты же слышал, что сказал законник. Преступник выбирает между ядом и мечом. Полагаю, Алва предпочтет меч.
- Ринальди должен был драться. - Если б речь шла только о нем, Дикон бы не спорил. - Наверное, выбрать меч - значит принять бой.
- Ринальди был Раканом, - объяснил сюзерен, - а Раканы выше эориев настолько же, насколько эории выше ординаров. Обвиняя и осуждая Ракана, эории становятся преступниками в глазах истинных богов, а преступление смывается кровью. Это же очевидно!
- Да. - Дикон почувствовал, как с его души валится холодный серый камень. Да что там камень, целый надорский утес. - Ринальди должен был драться не с Эридани, а с Лорио и остальными…
- Стой, - вдруг велел Альдо, хватаясь за шнур, - мы не о том говорим.
- Мой государь? - Светловолосый гимнет в закатном плаще напоминал Леворукого. Не хватало только ухмылки и кошки на плече.
- Кракл и этот, второй, здесь? Пусть войдут.
- Повиновение государю.
Альдо отбросил со лба волосы и недовольно поморщился:
- С анаксами не дерутся, Дикон, но я не собираюсь гнать на убой своих вассалов.
- Мой государь? - Длинный, худой Кракл и низенький, не то чтобы толстый, но какой-то круглый Джаррик вдвоем являли собой забавное зрелище, только Дику было не до смеха.
- Мы желаем знать, - сюзерен успел стать лицом к окну, - что означает выбор между мечом и ядом.
- Осужденный мог выбрать способ казни. - Кракл отвечал уверенно, так говорят лишь те, кто знает.
- Хорошо, - руки Альдо были сцеплены за спиной, - что значит «выбрать меч»?
- Это считалось более почетным, - барон явно не понимал, о чем идет речь, - эорий в присутствии свидетелей бросался на собственный меч.
- А если он не выбирал ничего? - продолжал расспрашивать Альдо. - Мы не желаем неожиданностей.
- Такое было только раз, - Кракл сосредоточенно свел брови, - только раз…
- Сициний Батиат в 15 году Круга Волн, - подсказал Фанч-Джаррик. - Он испугался, и Ман-лий Ферра довел казнь до конца. Тогда же в кодекс Доминика вписали, что эорий, отказавшийся от права на смерть от собственной руки, умирает от чужой. В некотором смысле это стало возвращением к более ранним законам, когда род смерти соотносился с Домом, из которого вышел обвиняемый. Преступники из Дома Волн подлежали отравлению, преступников из Дома Ветра пронзали стрелами, вассалов Молний казнили мечом, а Скал - копьем.
- Иными словами, во время действия кодекса обмануть правосудие пытался только Батиат?
- Во время царствования Эрнани Святого, - торопливо уточнил Кракл. - Но позже преступников все чаще казнили сначала гимнеты, а потом - палачи. Последним, пожелавшим умереть от собственной руки, был… был…
- Альбин Гариани, осужденный в 202 году Круга Волн, - не ударил в грязь лицом чиновник. - Казнь пришлось отменить до решения Эсперадора, так как конклав к тому времени объявил самоубийство грехом.
Альдо резко развернулся:
- Если герцога Алва приговорят к смерти, - глаза государя недобро сверкнули, - он сможет выбрать между ядом и мечом, если он откажется от своего права, то умрет как Повелитель Ветра. Мы сказали, а вы слышали.
2
- Дитя мое, вы прелестны. - Женщина в сером платье расправила золотые оборки и улыбнулась. Она была добра, красива и недавно потеряла мужа, но имя ее Мэллит не помнила.
- Благодарю, - начала гоганни и замолчала, потому что во дворце она была Мэллицей Сакаци. Даже не Мэллицей, а Меланией, воспитанницей самбй царственной. Так хочет любимый, и ничтожная не огорчит его.
Девушка не знала, что случилось, но ее сердце не было камнем, а глаза - стеклом. Она чуяла беду и читала страх на чужих лицах. Боялись все, кроме
Первородного, и это было плохо, потому что наступала последняя ночь. До полуночи Первородный еще может взять в руки огонь и остановить реку, потом станет поздно.
Мэллит умоляла, она стояла на коленях, заклиная любимого ночами Луны и его кровью, а он смеялся и не верил. Брат достославного из достославных преступил закон, и рука Судеб его покарала, но любимый не верил и в это. Гордый и справедливый, он решил, что правнуки Кабиоховы задумали обман, и отвернулся от них, но молот Судеб бьет наверняка - к утру город внуков Кабиоховых будет мертв, и только Луна оплачет ушедших.
- Золотистые топазы просто созданы для ваших глаз…
- У Его Величества безупречный вкус…
- Но платье должно быть зеленым.
- Лучше желтым. Моя дочь в желтом и розовом выглядела чудесно, - вздохнула помощница царственной. - Когда Одри Лаптон, а он двоюродный брат графа Рокслея по матери, увидел ее, он погиб…
- Погиб? - переспросила Мэллит. - Погиб?! Она оденет золотые, как горный мед, камни, ведь их прислал любимый. Если им суждено уйти в лунную бездну из разных мест, пусть на ней будут ценности, которых касались дорогие руки.
- Создатель, - толстая женщина трясла голо вой, и ее серьги качались, - я забыла, что вы при ехали из Алати. Одри Лаптон влюбился в Джинни с первого взгляда и попросил ее руки. Разумеется, мы с моим супругом сказали «да». Лаптон - хоро шая партия даже для Мэтьюсов, хотя Джинни мог ла бы рассчитывать и на ббльшее. Ее красота достойна сосновых ветвей и золотистых топазов… Да что я говорю, она достойна сапфиров, это признавали все, но Одри отказа не пережил бы!
Счастливый Одри, он полюбил и услышал, что он любим. Наши души - зеркала, перед которыми потомки Кабиоховы зажигают по свече. В одном зеркале - лишь один огонек, но когда зеркала глянут друг на друга, ляжет звездная дорога от встречи до смерти. Это и есть любовь…
- Ужин сервирован в Малой столовой, - напомнил высокий и важный, и Мэллит кивнула.
- Я иду. - В Сакаци было легче, в Сакаци ее не трогали, за ее окном серебряные стволы целовали облака, а в саду были качели. В Сакаци Первородный говорил о любви, и за его спиной не стояла смерть в короне. Любимый говорит, что он не обманул, но обманут и что Кабиох не допустит гибели наследника своего, но как не бояться, идя по волосу над морем огня?
- Баронесса Мелания из Нижней Сакаци! - Возглашающий ударил об пол жезлом, Мэллит вздрогнула и расправила плечи. Она все помнит, ее зовут Мелания, она носит подшитые платья и называет собеседников по имени. Переступив границу границ, достославный из достославных тоже назвался
