— Не трогай железо. Ни-ни. Вяжем.
С этими словами Даня заткнул гоблину рот заранее заготовленным кляпом. Катин голос докладывал:
— Руки… ноги… готов.
Маг не подавал ни малейших признаков жизни.
— Даня, может, он… ушел?
— Подох? Нет. Дышит, сволочь.
В коридоре послышался шум. Генерал молниеносно накинул гоблину на шею медальон.
— В угол его, Катя!
Они едва успели оттащить тело гоблина с середины комнаты, как в проеме, оставшемся от поверженной двери, показались Верные защитники. Четыре здоровенные хари. Судя по шуму и топоту, за ними в коридоре стояло еще бойцов десять.
— Тут чо-та было.
— Ну, было, да, теперь нет никого. Хозяин силен, дверь, на х…р, вышиб. Гоняет, небось, мерзавчиков…
— Айда, мужики. Может, выше?
— А?
— Я грю, может, на четвертом?
— Да мне насрать на твои слова, Лом, ты здесь вообще никто. Я здесь главный, а ты номер сотый, сиди и не выпендривайся!
— Да я… Бубен… я тока хотел…
— Хавало захлопни. Короче, все — наверх. А ты тут посторожи на случай чево. Отак.
Сборище утопало, грохоча сапогами и позвякивая военной сбруей. Даня, стараясь не дышать, вынул финку. «Только бы проклятый паркет не скрипнул!»
Паркет все-таки скрипнул. Часовой встрепенулся… но только для того, чтобы в следующий миг рухнуть с перерезанным горлом
— Мать, у нас появилась надежда. Где ты?
— Тут.
— Ага.
— Еще раз назовешь меня матерью…
— Ша. На раз-два вздергиваем, на три-четыре хряпаем на плечо. На правое.
— Что насчет матери?
— Ладно, договорились… Ра-аз-два! Тяж-же-лый, гад. Три… Нет, стой! Лезвие не должно вывалиться. И-и-и… три-четыре!
Тело со звучным хряском легло на два правых плеча.
— Ну, побрели потихонечку…
И они двинулись дружным тандемом по коридору, спотыкаясь на ошметках гоблинских тел. Затем принялись спускаться по лестнице, иногда негромко матерясь от общего неудобства ситуации. Время от времени мимо них кто-нибудь пробегал — то вверх, то вниз. Диверсанты вежливо уступали дорогу…
— Гвидон… Гвидон… жив ты там? Гвидон! Гвидон… Дело плохо, Катя, он не откликается.
— Еще бы…
— То есть?
— Ты разве не понял, душа моя? Он в последний момент щит с себя снял и нам пару секунд подбросил. Тебе как раз на аттракцион с кинжальчиком хватило. Не знаю, как у тебя получилось-то, наверное, из-за крестика, я-то едва пальцами пошевелить смогла… Так вот, это Гвидон остаточки из себя выжал.
— Мертв? — мрачно осведомился генерал.
— Не знаю. В любом случае ему сейчас не сладко.
Они добрались до первого этажа и выскользнули из здания. Во дворе метались ремонтники, стрелки на стене вяло поливали окрестности из пушек и пулеметов. Для порядка.
Невидимый дуэт успешно миновал ремонтников и счастливо перешел завал.
— Да, брешь они тут не скоро заделают.
— Так мы живы, Даня?
— Вроде того, мать… то есть Катя.
— Все получилось… проще, чем я думала.
— Во-первых, дай до тягача добраться, во-вторых, пару раз едва нас не прибили… А так — просто. Без затей.
Перестрелка, разбудившая половину Москвы, к тому времени почти затихла. Кое-где погромыхивала беспорядочная пальба, но шумный пулеметный прибой уже схлынул. «Молодцы наши вовремя начали ноги уносить. Четверть часа, и карательные отряды изо всех щелей полезут». Катя вздохнула жалостливо- прежалостливо:
— Если бы мне кто сказал, когда я девочкой была, что когда-нибудь один пятнадцатилетний мальчик при мне зарежет другого пятнадцатилетнего мальчика, а я отнесусь к этому факту так, будто у меня всего- навсего бретелька с плеча съехала, и даже ничуть не удивлюсь, то я бы в те поры просто не поверила.
— Ты сама-то поняла, чего наговорила? Не болтай, Катя, тащи давай.
— Да тащу я, тащу-у…
Ее брови изобразили иероглиф «Да где тебе понять, юноша».
— Зараза!
— Кто, я? Ну, знаешь ли, это переходит всякие…
— Да не ты, Катя, блин, а угробище у нас на плечах. Думаешь, на центнер потянет?
— Легко, Даня. Отдохнем минутку?
Тут шальная пуля расколола кирпич прямо перед ними.
— Даня, я беру свои слова назад.
— То-то же.
— Ты можешь как-нибудь объяснить, почему наш приз ни жив, ни мертв?
— Он по жизни такой.
— Я же тебе это когда-то и рассказала. А если без шуток?
— Не знаю. Есть, правда, одно соображение… Мне как в монастыре сказали? Сунешь, мол, паразиту железяку куда хочешь, хоть в задницу, ему однояко наступит каюк. Мол, только ткни поглубже. Он не человек, на него и оружие действует иначе… А у меня задумка была: приставить магу кинжальчик, куда сподручнее будет, дальше он сам сообразит, сколько сантиметров металла его от смерти отделяет. Должен сообразить, маг он или кастрюля немытая?! А когда поймет, сам же нас при всем честном народе с поста-то и выведет.
— Получилось не по-твоему.
— Не по-моему. Малость поточней бросил бы, и хана призу… Но ведь промахнулся? И железяка в паразите сидит на пару-тройку сантиметров. Значит, повезло нам. Тютелька в тютельку не добили, а только лишили сознания.
— Пока острие в нем, нам нечего опасаться?
— Похоже на то. Правда, сейчас-то он еще и спеленут да пасть у него заткнута, стало быть, силе его мажьей грош цена… Ножичек, однако, я придерживаю. На всякий случай.
…Тягач стоял на том месте, где ему и положено стоять. Ракетную установку меткий стрелок со стены разбил в щепы снарядом из скорострельной пушки. Впрочем, никто и не рассчитывал найти ее целой.
Только Гвидона нигде не было видно. Они втащили безвольное тело в Гэтээс. Кинжальчик на всякий случай укрепили набором ремешков — теперь никакая тряска не вытолкнула бы его из тела. Даня велел напарнице заводить колымагу, а сам вышел поискать умельца войны. Сунулся туда-сюда, никого не нашел. Встревожившись, сунул курево в рот, затянулся раз, другой, третий и встал у полуразрушенной стены — отлить. Струя ударила в ломаный кирпич, лужица весело растекалась, как вдруг генерал заметил, что брызги желтого мешаются с брызгами красного. «Козья ножка» с ядреным самосадом приземлилась в лужицу, слегка шипнув.
Дане едва хватило нервов доделать дело…
