и Кикимора. Самый крупный подземный «оазис» приглядел для себя Круг. Это было, говорят, еще в сорок втором, и с тех пор маги нарыли много новых тоннелей, жилых комнат и резервуаров для воды. Самая чистая вода в Москве добывалась и проходила фильтрацию именно здесь… Подземные строго соблюдали одно правило: никогда и ни при каких обстоятельствах не использовать Раменскую базу как опорный пункт для боевых операций. Ни один боевой маг, ни один солдат не вышел из ее казематов. Впрочем, последние два года подземные вообще предпочитали вести операции силами наемных команд, а не своими собственными…
Дане очень не хотелось заводить разговоры о том, какого рожна он, простой генерал, а значит, для больших людей в Подземном Круге вообще никто, таракашка из щели, посмел использовать задание Круга для развязывания новой войны. Тем более такое важное задание! Тем более задействовал штатного мага Гвидона! Тем более… Тем более… Тем более… и еще сто разных «тем более»… С их командой обычно вел дела Правая Рука и Надежная Опора Великого Табуллярий-Мастера архимаг и умелец слова Исидор Пламенный Фонтан. Исидор был очень прижимист и брюзглив, команды он считал сущей швалью, хотя впрямую никогда не говорил этого. Но есть же тысяча один способ показать свое отношение косвенно… Довольно слабый маг, двадцатидевятилетний старец и невероятное трепло, он не вызывал добрых чувств ни у кого из генералов, бравших заказы у Круга.
Еще у Дани не было ни малейшего желания отдавать подземным приз. Очень ему не понравилась история с Гвидоном. В командах все — вольные люди. В драку лезут и под смертью ходят по своему хотению и разумению. А Гвидон… Три года из человека делали самый крутой в мире инструмент, живую стамеску, можно сказать. Затачивали под одну-единственную операцию, не надо бы так с людьми, они ж не болванки деревянные…
Но отдать гоблинского мага все-таки придется. Даня не видел ни одной прямой и явной причины, по которой он мог бы отказаться от заказа. Да и с призом-то, в какие игры потом играть?
А что это за дрянь там, на экране? Движение какое-то?
— Притормози, Катя. Тэйки, останавливаемся, ты помягче, помя…
Дынь!
Бампер многострадального «Бобра» легонько боднул Гэтээс в корму.
— Спасибо, Тэйки, это действительно было помягче.
Генерал пригляделся к показаниям приборов наблюдения.
— Две машины… огонек… Кто-то из наших?
Катя откликнулась:
— Дистанция великовата.
— Давай-ка туда… на второй передаче.
Колонна из двух тягачей повернула в сороковой проезд, хорошо известный Даниной команде. Им тут приходилось бывать сотни раз. Однажды Немо нашел здесь табличку с надписью: «Улица Марии Ульяновой, 4».
— Самый малый Катюша… Все, встали!
Генерал отер пот со лба.
— Блин, Катя,
Он вызвал по токеру Немо:
— Парень, ты что-нибудь чувствуешь? Какую-нибудь гадость.
Тот ответил незамедлительно:
— Прямо по курсу, пятнадцать градусов к Западу, бойня.
— Бойня?
— Минут двадцать назад. К настоящему моменту время рассеяло почти все эманации события, но там было очень ярко.
— А сейчас?
— Сейчас? — удивленно переспросил Немо. — Ничего… Следы бойни. Я не вижу никаких факторов угрозы.
Там и не было факторов угрозы… Две роскошные легковушки, — Рытовой всегда нравились дорогие, элегантные, не особенно практичные вещи, — страшно обезображенные и почти раздавленные какой-то страшной силой, догорали прямо посреди Сорокового проезда. Рядом чернела лужа крови, невероятно, нелогично большая…
— Немо! Выходим. Девочки, оставайтесь на своих местах.
…Гоблины вбили в стену четыре металлических крюка. На них висели, покачиваясь, четыре потрошеные туши с ободранной кожей. Все, что осталось от генерала Рытовой и трех ее людей. Над каждой из них вились мухи, и скоро должно было бы показаться зверье посерьезнее, способное снять мясо с вешалки и позавтракать им.
— Так. Та-ак… Вот она — настоящая война… с обеих сторон видно полное понимание, — произнес генерал.
Даня постоял рядом с трупами, стараясь запомнить каждую деталь. Некоторые вещи нельзя забывать.
— Что это, Даня? — вызвала его Тэйки по токеру. — Раньше они так не делали…
— Делали, — поправила ее Катя, — лет десять назад. Или двенадцать. Если кто-то гоблинам очень насолит, они мстят многократно. Ты видишь перед собой, красотка…
— …месть первой волны, — закончил Даня
— На скорую руку?
— Да, Тэйки. Вроде того.
— Какая им моча в бошки поударяла?
— Мир изменился, Тэйки! — холодно ответил генерал.
У каждой команды был свой способ, как провожать убитых. Кто-то жег трупы, кто-то закапывал, кто-то бросал на последних этажах высоких развалин… Дане от Крохи достался обычай: тела да будут преданы земле. Но долбить могилу среди бела дня в многослойной броне старых тротуаров было крайне неразумно. Генерал с Немо на пару оттащили тела и завернули в брезент. Потом они забросили страшный груз в металлическое чрево «Бобра»: земле он достанется на следующую ночь.
Тэйки высунулась из люка и крикнула:
— Генерал! Посмотри мне в глаза.
— Без предисловий, Тэйки! Время неудачное.
— Ты хочешь, чтобы та тварь, которая сейчас прохлаждается в Гэтээсе, жила? Ты хочешь отгрузить за нее харчишек? Сахарку? Маслица захотел? И кофеек хороший мы тоже давненько не пили!
— А это мысль, — сквозь зубы произнес Даня, — насчет сахарку…
— Хорошая мысль, командир… — подтвердил Немо.
Тэйки продолжала разоряться, но генерал уже не обращал на нее внимания.
— Катя, ты понимаешь, о чем мы?
— Да.
— Твое мнение?
Токер молчал секунд пять.
— Я — как ты, Даня. Делай свое дело.
И тогда генерал распорядился:
— Немо, помоги!
Они выволокли гоблинского мага из тягача и отнесли к тому месту, где недавно висела команда Рытовой.
— Послушай, ты, урод, — обратился Даня к пленнику, так и не пришедшему в сознание, — три человека признали меня своим генералом и произнесли слова клятвы, давшей мне власть над их жизнью и смертью. Был бы тут Гвоздь, он бы красиво объяснил, у него всегда в запасе куча красивых слов… А я тебе попросту объясню. Нет во всей Москве власти выше, чем моя, или любого другого генерала команды. Понял? Значит, я могу судить тебя, как гада, который незаконно пришел на мою землю, незаконно живет на ней и незаконно применяет свою силу против людей. Я тут хозяин, а ты разбойник и дерьмо. И я приговариваю тебя к смерти.
