в такой последовательности.
Знакомых лиц оказалось не особенно много. Бритый Митяй, здоровый, как гоблинский сапог с подковкой; Рожок с крашеным дикобразом на голове; новенький Басмач — стал генералом всего дней десять назад.
А это кто? Неужели…
Между грузовиками бродит невыносимо худая, хмурая, одетая в дырявое тряпье Кикимора. В глазах у нее стоит голод. Лицо грязное, ладони грязные, лохмотья грязные… Только автомат, закинутый за спину, надраен до блеска, и от него метров на десять во все стороны разит добрым ружейным маслом.
— Даня… Мне жалко ее. Хорошая девушка умная, спокойная, очень вежливая…
— Мадам! — прерывает Катю Тэйки, — ты вообще о чем? Это ж боец экстра-класса! Оружие массового поражения! И вообще не девушка, а термоядерная дрезина с ракетной подвеской. Секи поляну!
Катя вздохнула и ничего не сказала ни про то, что в человеке важнее его тактико-технических характеристик, ни про то, как ей нравится кристально чистая речь Тэйки. Ко всему привыкнешь в этой семейке…
Катю интересовало другое:
— Даня, можем ли мы пригласить ее к себе? Тебе решать, только, по-моему, стыдно этого не сделать: она выглядит так, что краше в гроб кладут. И, кажется, долго не протянет.
— Не протянет, — спокойно подтвердил Даня.
— Мамашка дело говорит! — влезла Тэйки.
Команда ждала от генерала нужных слов. Вот Кикимора прошла совсем рядом… Генерал протянул ей руку, она пожала и разошлась с Даниной командой на контркурсах.
Катя молчала.
Тэйки молчала.
Немо молчал.
Они надеялись, что Даня переменит свое решение, догонит Кикимору, заговорит с ней… Или хотя бы пошлет за ней кого-нибудь, например, Немо. Но он и бровью не повел.
— Ты что вообще делаешь?! Добряк-самоучка! — первой нарушила молчание Тэйки.
— Я прошу прощения, командир, но нам, возможно, пригодилось бы пополнение… — Для Немо это был предел некорректности.
Катя смотрела осуждающе, но ничего не говорила. Даня должен был согласиться, просто обязан. И она терялась в догадках, почему этого не произошло.
— Да, ей плохо. Да, она, скорее всего, умрет. Нет, мы не будем предлагать ей помощь, и не станем звать ее в команду. Если, конечно, Кикимора сама к нам не попросится. Только это навряд ли.
— Почему?
— Что — почему, Тэйки? Почему к ней соваться не стоит или почему она к нам не подойдет?
— И то и другое. Не тяни жилу, генералишка!
— Она — генерал. Вот и все причины.
— Даня, я все-таки не понимаю тебя, — вежливо сообщила Катя.
— Да нечего тут понимать. Я на ее месте сдох бы, а в другую команду не попросился. Могу объяснить, если до сих пор не понятно…
— Дуй, умник! — выпалила Тэйки.
— Ладно. Вы ведь знаете нашу публику. Мы, конечно, люди, но наполовину — настоящее зверье. Никого не ценим, ничего не ценим, только свою стаю, в смысле команду. И если кого-то признали вожаком, генералом, старшим, то дороже этого ничего нет. Генерал может лишиться команды, да, тогда он сам — команда. Один-единственный человек. Только он дерьмовая команда и людьми, если по уму прикинуть, не обрастет. Во-первых, раз генерал одну команду профукал, то и другую может профукать, а люди в это моментом врубаются. Во-вторых, у Кати спросите, она лучше скажет. Она говорит, раньше семья была как семья, а теперь по-другому. Ну, я тоже кое-что про родителей, про своих помню… Короче, имелась у тебя семья, то бишь команда, и нет ее. Притом сам ты и виноват, ведь ты сам решал, как всем жить, что делать, куда соваться, а куда не соваться, кому спустить ошибочку, а кого прижать. Выходит, ты-то свою семью и убил. Так? Так. Теперь попробуй, заведи новую. Решись на такое дело! Поэтому один генерал под другого не пойдет, если только жизнь не сломала его вконец, а Кикимору она еще не сломала, я же вижу. И харчей ни у кого не возьмет. Разве, может быть, боезапас… И одна ходить будет, пока не окочурится или генералом быть не перестанет. В общем, Катя, подойдешь к Кикиморе, пожалеешь ее, звать под меня примешься, и только смертно ее оскорбишь.
— Ну, вы, генералье, особый народ, — отозвалась Тэйки, — психи, правду сказать.
Катя думала, до чего Кикиморе должно быть больно. За полгода она потеряла трех парней из своей команды и превратилась в генерала-без-войска. Один за другим ее ребята гробились в самых нелепых обстоятельствах. Последнего убил скоротечный грипп — никакая магия от этой дряни не помогает…
Катя мучилась чужой болью.
— Кстати, Немо, если не трудно, вот тебе два автоматных рожка, и сходи к Кикиморе. Патроны она возьмет… Сходишь?
Немо кивнул.
— А потом отправишься к колдунцам, сторгуешь игрушки для Гвоздя. Отдашь им за это «черную радугу» и какао… и… один ствол. Должно хватить.
Тэйки он отправил за элементами питания для обогревателя, вручив ей два автомата и целую груду патронов к ним.
— Катерина, ты пойдешь к обувщикам и одежникам. Но не сразу, а через пару минут. У меня к тебе есть дело, и не надо, чтобы кто-то нас слышал.
Катя изумленно уставилась на него: когда это Даля скрывал свои планы от команды?
— Насчет Гвоздя? Собираешься опять приковать его?
— Не собираюсь. Нет. Слушай меня внимательно: никто из команды ни слова, ни звука не узнает из нашего разговора. Обещаешь?
— Обещаю, — ответила она серьезно.
— Я… дал слово Гвоздю разоружить вместе с ним одну финтифлюшку. И могу не вернуться.
— Почему? — непонимающе уставилась на него Катя, и генералу была приятна ее вера в его всесилие.
— Серьезная вещь. Пятьдесят на пятьдесят, прихлопнет она нас или поддастся.
Катя осуждающе покачала головой. На лице ее было написано: «А оно того стоит? Не думаешь ли ты, голубь, что команда важнее любых финтифлюшек?»
— Оно того стоит, Катерина, поверь мне на слово. И потом, я уже обещал. Не стоит со мной спорить, только время на трынделово изведем. Я знаю, о чем ты скажешь, а ты все мои ответы знаешь. Просто слушай меня, да и все. Если я не вернусь, генералом будешь ты, или все втроем идите под Кикимору.
— Но… Тэйки?
— Во-первых, она не может. Во-вторых, она пошумит-пошумит для форсу, а потом признает… Кикимору. Тебя — не знаю… Как себя поставишь.
Катя посмотрела на генерала ошарашенно. Мысль о власти ее явно пугала. И Даня понял это:
— Короче, под Кикимору, и баста. Ждите нас с Гвоздем не больше десяти дней.
— Когда выходите? — смирившись, пролепетала Катя.
— Недели через две. А теперь давай займемся делами…
К вечеру команда благополучно вернулась в Москву. Уже в темень, подъезжая к улице Грибальди, Даня почувствовал, до чего ж его колотит. Слишком много вбухано в Гвоздя сил, времени и нервов. Если с ним сейчас не все в порядке, это будет самым серьезным поражением Дани за всю жизнь.
Затевая рискованную бодягу полтора месяца назад, генерал даже отдаленно не представлял себе, сколько грязи придется скушать ему лично, да и каждому в команде. Дело казалось ему хоть и неприятным, но довольно простым…
