отдел, решил Паштет. К тому же бронекостюм у сталкера какой-то драный, такое впечатление, что из всякого старого дерьма собран. Небось не выдержит...
Проломившись через очередные бесконечные заросли металлических кустов, Марина неожиданно вывалилась на открытое пространство и увидела впереди мерцающую стену Барьера – совсем рядом, рукой подать. До спасения осталось всего ничего. У нее даже слезы на глаза навернулись – только сейчас она внезапно ощутила, как же ей было плохо здесь, в зоне боевых действий, как же ей все это время хотелось домой. Последние сутки она жила на нервах, в непрекращающемся адском напряжении, каждую секунду ожидая подвоха, натянутая, словно струна, не расслабляясь ни на секунду. И вот он – дом, спокойствие, родители, мирная жизнь... Считай, в двух шагах. Осталось только их сделать.
Она наконец позволила себе остановиться, чтобы перевести дух, и неловко принялась нашаривать застежки шлема. Здесь, на границе этого смертельно опасного сумасшедшего дома с нормальным миром, с ней уже точно не произойдет ничего плохого. Шум перестрелки позади уже не был слышен – и девушка медлила, надеясь изо всех сил, что Бандикут и военврач вот-вот ее догонят. Надеясь и понимая, что надежды мало...
Выстрела она не услышала – звук еще не успел догнать метнувшуюся вперед свинцовую смерть, когда тяжелый паровой молот уже сокрушительно ударил девушку в горло и швырнул ее на спину. Она даже не успела ничего толком понять. Последним, что увидела корчащаяся от нестерпимой боли на влажной земле Марина, было яркое солнце, пронзившее сплошной массив туч, и ослепительно зеленая листва на той стороне, за Барьером.
Такая зеленая листва...
Такое яркое солнце...
Тьма.
– Готов, падаль! – радостно пробормотал Паштет.
Сталкер отлично был виден в целеуказатель, хоть одним глазом, хоть другим – лежал неподвижно, жмурик, разбросав руки и чуть согнув ноги в коленях. Пусть еще теперь на том свете Коляну попадется, чтобы не решил вдруг, что легко отделался. Может, контрольный в голову сделать, чтобы уже наверняка? Но это ж надо покидать отличную огневую позицию, выходить на открытое пространство... Оно того стоит?
Паштет присмотрелся – да нет, готов вроде, голубчик. С одного выстрела, матьево! Вот вам и водила, пацаны, вот вам и дерёвня! Паштет самодовольно ухмыльнулся и, спохватившись, резво покрутил головой – не выскочит ли с той стороны еще кто-нибудь. Раз уж пошла такая пьянка, надо быть начеку. Тем более один сталкер – одна премия, а два – это уже совсем другое дело. Это, между прочим, две премии, пацаны. А уж если вдруг три, то это вообще сумасшедшая цифра получается...
Бандикут и лейтенант Рождественский в самом деле продвигались к Барьеру, как и надеялась Марина. У бойцов Ордена был приказ взять девушку целой и невредимой, поэтому они не стали стрелять на поражение, даже когда лейтенант с коротышкой положили четверых. В защитных костюмах трудно было отличить женщину от мужчины, тем более что Бандикут сбивал преследователей с толку своим маленьким ростом. Злые как черти фанатики с двух сторон обошли руину, за которой залегли Володя с гномом, однако выяснилось, что те, предвидя такой ход, уже сменили позицию, немного отступив к Барьеру.
Новые развалины оказались удобнее для того, чтобы сдерживать нападающих. Когда же орденцы, потеряв еще двоих и дождавшись внезапной паузы в ответном огне преследуемых, взяли в клещи и эту позицию, выяснилось, что потенциальные жертвы спешно отступили, бросив свой форпост.
Лейтенант был готов отстреливаться до последнего, однако решил, что им необходимо проконтролировать отход Марины. Академзона еще не кончилась, и с девушкой могло произойти все что угодно. Поэтому Володе нужно было лично убедиться, что она благополучно перебралась через Барьер.
Коротко огрызаясь из армганов, Володя и Бандикут выломились из сплошной линии кустов, и Володя сразу увидел распростертую на земле фигуру в нестандартном защитном комбинезоне.
Его словно шарахнуло из бандикутовской гаубицы. Все вокруг внезапно потеряло всякое значение: опасности Академзоны, противники из Ордена, свистящие над головой пули... Только сейчас он совершенно неожиданно ощутил то, в чем не хотел признаться даже самому себе – насколько дорога ему эта женщина, которую он так и не смог спасти.
Передвигаясь словно во сне, он бросился к Марине. Поскользнулся, упал рядом, судорожно завозился, пытаясь встать. Бандикут испуганно обернулся на крик, и луч орденского армгана едва не пронзил ему плечо. Маленький сталкер перекатился по земле и подполз к лейтенанту.
– Что с ней?
– Мертвая... – выдохнул Володя, судорожно пытаясь расстегнуть застежки шлема девушки и с ужасом видя, как тот наполняется бегущей из ее простреленного горла кровью.
– Давай же быстрее! Давай, врубай свою бионику, дятел! – дико заорал Бандикут. Встав на одно колено, он быстро расстрелял в сторону наступавших бойцов Ордена весь оставшийся тяжелый боезапас и взялся за пистолеты. Преследователи снова залегли.
Наконец Володя справился с чертовыми застежками. Отшвырнув шлем в сторону, лейтенант крест- накрест наложил руки на страшную рану Марины, обреченно вздохнул и закрыл глаза...
Энергетической вспышки не было, струящегося тепла тоже. Он психовал, он был в глубоком отчаянии, и расслабиться не получалось никак. Военврач изо всех сил зажмурился, но ничего не менялось – изуродованное горло девушки булькало горячей кровью, а широко открытые глаза безжизненно смотрели в небо.
– Твою мать, еще двое! – обрадовался Паштет, глядя в целеуказатель.
Один из появившихся из кустов сталкеров нагнулся над убитым и принялся непонятно возиться – тырил по карманам деньги, наверное. Или даже душил его, видать, не совсем еще дохлого. Не любят сталкеры конкурентов, стараются избавиться от своих при первой же возможности, шакалы. Второй стрелял, но не в сторону Паштета, а назад, откуда пришел. Видать, какая-то разборка у них там вышла. Ну и ладно, так даже лучше. Безопаснее.
Рядовой Голубев снова стал тщательно целиться, решая, кого из сталкеров завалить первым. Три! Три премии, пацаны! Торопиться явно не стоило, чтобы сгоряча не промазать.
– Что там? – крикнул Бандикут, не оглядываясь.
– Плохо! Все плохо! – рыдающим голосом отозвался лейтенант. Он все так же стоял над коленях над остывающим телом Марины, пытаясь сделать хоть что-нибудь. В голове вертелись совершенно ненужные обрывки из академических учебников. Наложить лигатуру... остановить кровь... отсосать кровь из легких... какого хрена, как и где он все это будет делать в полевых условиях безо всяких материалов?! Тут даже «Баст» вряд ли помог бы, все горло разворочено, артерия повреждена, ей дышать нечем...
– Не бросай!!! – отчаянно заорал Бандикут, оглядываясь. – Пробуй!..
Володя машинально вскинул взгляд на гнома, и у него вдруг перехватило дыхание. Так порой бывает, когда во время трансляции футбольного матча нападающий противников прорывается с мячом к воротам команды, за которую ты болеешь. Гола еще нет, еще может произойти все что угодно, перед атакующим еще двое наших защитников и вратарь, и сам форвард действует не слишком уверенно, сколько уже было таких случаев в первом периоде... Однако на этот раз ты почему-то четко, с гранитной неотвратимостью, убежден: через несколько секунд гол будет, не спасут ни защитники, ни голкипер, ни штанга, ни счастливый случай. И так оно и получается, оставляя тебя хлопать глазами и удивляться собственному предвиденью.
Сейчас Рождественский ощутил то же самое мгновенное мучительное ожидание гола в собственные ворота. Он хотел гаркнуть Бандикуту, словно опасно отвлекшемуся водителю: вперед смотри, дурак! Однако он не смог выдавить ни звука перехваченным от ужаса горлом. А еще через мгновение в этом уже отпала необходимость.
Орден по-прежнему упорно не бил на поражение – однако пуля прилетела со стороны Барьера. Маленький сталкер коротко взвыл и упал ничком, его старый, наполовину самопальный скафандр звездообразно треснул в районе правой лопатки.
– Суки! – закричал лейтенант, стоя на коленях и срываясь на хрип. – Вы же в своих стреляете! В своих!..
