парчовый халат. — Елисей, ремни поправь. Катана неправильно за ухом болтается. А… дай я сам. — Поправив перевязь под халатом брата, Алексей скомандовал: — На выход!
19
Свадебный поезд двигался в сторону Давлет-хане шах-ин-шаха Ирана Горбаса аль-Баиндура. Впереди шли янычары, расталкивая толпу, следом топал оркестр. Музыканты, выкатив от усердия глаза, надували щеки, со всей силы своих легких дуя в длинные трубы, и яростно лупили по думбеки[7]. От этой какофонии закладывало уши как у правоверных, так и у всех остальных.
За оркестром бежали слуги. Одни раскатывали малиновую ковровую дорожку, другие усыпали ее лепестками роз. Дальше ехали виновники торжества. Самого главного виновника четыре амбала[8] несли на носилках, над которыми трепыхался в такт их шагам розовый шатер, разукрашенный разноцветными ленточками.
В шатре гордо возлежал на шелковых подушках разодетый в пух и прах жених. Портные расстарались. Они учли все пожелания пернатого джигита. Он был в белоснежной чалме, накрученной на папаху, в пестром парчовом халате поверх бурки, в клюве торчал мундштук трубки кальяна, которым был снабжен шатер. Из шатра валили густые клубы дыма.
— Как же это я прошляпил?! — волновался Алеша. — Надо было палатку сначала обыскать! Обкурится ведь — как шаху представлять будем? Может, остановимся, отнимем у него дурь?
Они с побратимом ехали сзади, с трудом сдерживая лихих арабских скакунов. Оба были в одинаковых парчовых халатах, на ногах элегантные зеленые сафьяновые сапоги. Русые волосы ниспадали до плеч: от чалмы и тюрбанов они решительно отказались.
— Нэ отнымэшь, — уверенно сказал Вано. — Нэ отдаст.
— Что значит не отдаст?! — возмутился Вервольф Вольфович, гарцевавший рядом с джигитом. — Разгильдяйство! В моей фракции партийная дисциплина превыше всего! Вот если б я возглавлял этот поход…
— Мы бы уже на колу висели, — сказал, обернувшись, Елисей и тихо охнул. Глаза его стали квадратными.
Демьян, Косьян, Дема и Сема, ехавшие следом, скромно молчали, с удовольствием разглядывая свои умопомрачительные наряды. Этот поход нравился им все больше и больше.
Кавалькада уже покинула территорию базара. Впереди маячил шахский дворец. Трубы взвыли еще громче. В звуках появилась некая синхронность.
— Ты гляди, как надрываются. И это всего за четыре яблочка, — не переставал удивляться Елисей.
— Ты лучше посмотри, кто ими дирижирует, — хмыкнул Алеша.
Перед музыкантами прыгал Мойша, азартно размахивая палочкой.
— Где? — Елисей вытянул шею.
— Да вот… — Алеша захлопал глазами. Главный распорядитель куда-то исчез. Музыканты вновь начали дудеть кто в лес кто по дрова.
Царевич толкнул его в бок.
— Да вот же он!
— Не, это не он, смотри, какая борода.
— Но похож.
— Похож.
Седобородый Мойша уже был среди аксакалов, стоящих на обочине дороги. Старцы хлопали бесцветными глазками на процессию.
— Это мудрейшие из мудрейших, умнейшие из умнейших, — благоговейным голосом неспешно внушал аксакалам жутко похожий на Мойшу старик, — знают Коран, Евангелие и даже иврит! И заметьте, все это наизусть!
— Во дает! — засмеялся Алеша.
— Слушай, а эта личность тебе никого не напоминает?
По другую сторону дороги среди толпы маленьких оборванцев азартно размахивала руками другая, уменьшенная копия Мойши.
— Да вы че? Круче их нет, в натуре! — вещала она. — Я сам видел! Вон тот, патлатый, одному в репу с размаху бац! Копыта вверх! Потом другой с развороту ка-а-ак врежет! Мордатый два прилавка башкой снес! Клянусь Аллахом! Век воли не видать! Стража врассыпную, а я…
— Я так понимаю, — сообразил Алеша, — наш главный распорядитель подпряг всю свою семью.
— Угу. Впереди купцы. Интересно, кого он к ним приставит?
Алексей повернул голову.
— Вот жлоб! Себя!
— Об их богатствах ходят легенды! — Мойша уже восторженно ездил по ушам торговому люду. — Им бы позавидовал сам великий Соломон! Такие деньги, такие караваны!
— Чего он городит?! — разозлился Алексей.
— А ты назад посмотри, — посоветовал царевич.
Алеша оглянулся, и глаза его тоже стали квадратными. Совсем как недавно у его побратима. За ними тянулся караван, хвост которого терялся где-то вдали, исчезая в извилистых улочках восточного базара.
— Действительно честный правоверный еврей, — вынужден был признать авантюрист. — Я так понимаю, это сдача с яблок.
— Только все ли предусмотрел? Смотри, сколько ратников-то набежало.
Действительно, из проулков на центральную площадь у шахского дворца, к которому приближалась процессия, стекалась городская стража.
— Если этот гад подставил нас под несанкционированный митинг, — злился Алексей, — я ему…
— Пасть порвешь? — полюбопытствовал царе-вич, на языке которого в последнее время все чаще вертелись обороты речи побратима.
— Нет. Это будет нечестно. Все-таки старался мужик. Яблоки отниму, если отмахаемся, и все дела. Он этого все равно не переживет.
— Ну ты садюга! — Елисей потянулся к рукояти меча.
— Не дергайся, кажется, инцидент улажен.
Воины нападать не спешили, ибо среди них уже крутился Мойша.
— Таких воителей еще не видела земля! Об их победах складывают саги! Они стреляют из луков с двух рук сразу! Сам Саня Македонский брал у них уроки тактики и стратегии…
Воины слушали открыв рты.
Оперативность, с которой Мойша организовал торжественный въезд, имела как свои плюсы, так и свои минусы. Плюсом было то, что охреневшая, полностью деморализованная завываниями труб и грохотом думбеки охрана парадных ворот Давлет-хане безропотно распахнула створки, пропуская процессию; минусом — то, что великого шах-ин-шаха Ирана чуть кондрашка не хватил, когда к ногам его подкатилась бордовая ковровая дорожка и слуги деловито попросили его поднять ножки, что он послушно и сделал. Если учесть, что сделал он это не поднимаясь с шелковых подушек, на которых возлежал в ожидании ужина, а в голове билась паническая мысль: «Почему не руки, а ноги? Пусть это даже дворцовый переворот, но зачем им мои ноги?» — кондрашка его все-таки не тяпнул, так как нанятые Мойшей слуги, закатив под ноги шаха ковер, прошлись по нему вениками и милостиво разрешили повелителю принять прежнюю позу. Шах опустил ноги и соизволил приподняться на локтях, дикими глазами глядя на въехавшую в его покои процессию.
— Ох, немного запоздал! — Из потайного хода вывалился выпачканный в глине великий визирь.
Предупредить шаха о том, что намечаются гости, он не успел, так как все это время посвятил закапыванию гонорара в подвале своей загородной виллы.
