Многое из перечисленного было перепродано по бросовым ценам в Запретный город (что повлекло тотальное снижение тарифов и, в свой черед, бум незаконных операций среди слоев населения, которые не могли прежде себе это позволить). Кое-что символически было передано полиции, в дань, так сказать, закону.
Некоторые заведения были прикрыты, некоторые подлежали ремонту (как, скажем, «Лавина»), но большая часть продолжали работу. Персонал не почувствовал разницы. Как, впрочем, и клиенты… Все остались довольны.
Не считая, разумеется, «всадников».
Впрочем, далеко не все бандиты могли пожаловаться на незавидную участь. Убиты (в смысле, «физически отстранены от дел») были считаные единицы — ключевые фигуры, «бригадиры», помощники Старика. Все прошло чисто и гладко, без лишнего шума и потоков крови. «Ликвидацией» занимались опытные профессионалы. Это была зачистка, методичное уничтожение, и потому не возникало потребности в участии столь легендарного «мясника», как Курт Страйкер… Его оставили в покое. То ли Череп предоставил «штатному киллеру» кратковременный отпуск, то ли не желал палить по воробьям из мортиры.
Что же касалось рядовых «всадников», исполнителей и боевиков, их в основном распустили по домам. Что называется, сняли с казарменного положения. Демобилизовали. Вместе они представляли грозную силу, но, дезорганизованные, лишившиеся руководства, финансов и недвижимости, были совершенно беспомощны. Деморализованы. Им оставалось лишь сидеть в родных кварталах, курить «косячки» и вспоминать былые времена…
Кое-кто, однако, удостоился особой чести. Аудиенции у самого императора… То бишь Черепа. Он лично провел собеседование с наиболее многообещающими боевиками (доставлявшими, признаться, совсем недавно немало хлопот). Те же, что выказали наибольшую лояльность по отношению к Ордену, а также подошли по прочим параметрам (включая, помимо физической, огневой и тактико-оперативной подготовки, еще и результаты десятидневного наружного наблюдения за «кандидатами», осуществлявшегося в качестве последней проверки), не проявляя при этом ни малейшей ностальгии по «былым временам», удостоились чести быть принятыми в Орден.
Недавние коллеги провожали их презрительными взглядами, плевались вслед, но каждый в глубине души был преисполнен черной зависти. Ведь эти бывшие «всадники», в конце концов, ни единого дня не провели нетрудоустроенными.
Таким образом, Орден пополнился еще полусотней бритых голов.
Война окончилась; группировка «Всадников апокалипсиса» прекратила существование. Сказать, выиграло ли Гетто в целом от таких перемен, было затруднительно даже пронырливым репортерам, записным аналитикам и знатокам преступного мира. Сферы влияния и, собственно, границы «вотчин» подлежали переделу. Черной краски, помеченной белыми черепами, на карте стало значительно больше.
Коренным метаморфозам подвергся и преступный бизнес. «Всадники», как известно, делали упор на высокие технологии, не всегда, впрочем, служившие благому делу. Череп пресек подобную активность на корню. В его понимании Гетто должно было приближаться к легендарному Чикаго 30-х годов двадцатого века. Посему, недолго думая, он трансформировал бизнес «Всадников» в соответствии с такими воззрениями. Перевел, так сказать, на новые рельсы. Налаженные цепи «производство-доставка-сбыт» использовались на полную катушку, но с иными составляющими. В частности, высокие технологии заменило оружие, выпивка, наркотики (Орден всегда предоставлял любому желающему отличное качество — по доступной цене), скупка-продажа краденого (в том числе автомобилей и прочей крупной техники), махинации с недвижимостью, мошенничество на валютном и фондовом рынках (шантаж, подкуп, запугивание чиновников; подложные документы; создание фиктивных АО…) и т. д. и т. п. Хватило бы, чтобы упрятать Черепа за решетку лет эдак на семьсот.
В итоге же выходило, что Гетто, не выгадав для себя совершенно никакой пользы, обменяло шило на мыло. Нелегальный софт заменили наркотики, а киберимплантаты — АК-47. Боевой вирус вышибал мозги ничуть не хуже Калашникова. Вот только чтобы спустить курок, не требовалось ни Сети, ни дорогого оборудования. (Имелось и другое «преимущество»: от автоматов не застрахованы даже те, кто и близко не подходил к киберпространству.) Требовался один-единственный, обдолбанный наркотой — купленной, кстати, у того же Ордена, — ублюдок. «Новые рельсы» на старый лад.
Курт мрачно созерцал все это со стороны. Ему не требовалось долго размышлять, чтобы понять — перемены ему неприятны. Орден становился, еще могущественнее, еще сильнее. А с ним, точно питаясь людскими страданиями, становился сильнее и Череп. Следовательно, пробиваться к свободе Курту будет гораздо труднее. Однако он ничего не мог поделать…
Теперь о Старике. Покойном. Ледоруб все-таки добрался до него, просочился в конструкт, где и задушил своей необъятной массой. Без надежды на RESET.
«Всадники» выдали бездыханное тело, когда почуяли, что запахло жареным. Более того, они утверждали, что помогали Черепу еще в Сети! С одной стороны, это походило на правду, с другой — не очень. Как бы там ни было, они пытались выторговать какие-то льготы. Глава Ордена им не поверил (впрочем, судить об этом сложно, ведь он ничего не сказал), а потому… поубивал на месте. Своими ТТ. Его отношение к предательству и предателям стало притчей во языцех — достаточно оперативно, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие.
Отдельного упоминания заслуживало и опознание тела. Труп Старика, опутанный сетью оптоволоконных кабелей, покоящийся на ультрасовременном киберложе, был обнаружен в наименее предсказуемом и наиболее труднодоступном месте из всех, которые можно было бы предположить. Бункер располагался отнюдь не в штаб-квартире (точнее, под нею) группировки, а в укрепленном подвале какой-то заброшенной базы. Конспирация поддерживалась на высочайшем уровне, достойном «продвинутых» спецслужб.
Тем не менее Старик был мертв — убит коварным ударом из киберпространства. Нейрошунты сожгли мозг. Когда прибыл Череп, в бункере ничего не изменилось. «Всадник» застыл сморщенной корягой, сведенный предсмертными судорогами; глаза безжизненно таращились в потолок, а обугленные разъемы обрамляла засохшая корка — кровь и мозги. В черном провале рта, казалось, что-то копошилось. Немой вопль боли и ненависти.
Невзирая на многочисленные доказательства (косвенность коих не подлежала сомнению), Череп не собирался брать на веру то, что очевидно было для остальных. Ни в его персональных архивах, ни где-либо еще не существовало фотоснимков Старика, отпечатков пальцев, ретинограмм, образцов ДНК или иных свидетельств, не считая показаний очевидцев. Что представляло определенные трудности. Главе Ордена требовалось отыскать доказательства того, что этот сморщенный труп, еще не начавший разлагаться, и есть знаменитый Старик, лидер «Всадников апокалипсиса»… Однако, едва разглядев безжизненное тело, Череп с мрачным удовлетворением кивнул. Да, это и есть Старик. Легендарный лидер и все такое прочее. Вероятно, за долгие годы, минувшие с их последней встречи, «всадник» не очень-то и постарел. Во всяком случае, изменения были не столь ощутимы, чтобы привести к смене прозвища. Глава Ордена узнал его с первого взгляда, тут же оставив сомнения. Да, такое не забывается…
Курт присутствовал с начала и до конца при этой процедуре, напоминавшей какую-то кощунственную, противоестественную эксгумацию. Казалось, Череп едва сдерживался, чтобы не вспороть трупу брюхо и не погрузить руки в вонючее, холодное нутро. Ненависть бандита была по-прежнему сильна. Теперь к ней примешивалось чувство незавершенного дела. Он убил Старика, но сделал это, наперекор желанию, не собственноручно. Даже не видел, как «всадник» умирал… Поэтому Череп упивался видом мертвого тела, заглядывал ему в глаза, осматривал физиономию и пытался забраться глубоко в пищевод, чтобы нашарить на самом дне последний вздох…
Собственно, трупу Старика выпустили кишки. Происходило это уже в морге Конторы, и Курт, сославшись на мигрень, поспешил убраться из страшного места.
Он пытался забыться тревожным сном, но еще долго, пробиваясь сквозь бетонные переборки, его настигали жуткие предсмертные вопли… Человека, который уже мертв, успел окоченеть и испускал неприятный душок. Он погиб, не приходя в реальность, в «машинном сне». Этот сон делил с ним Курт, который знал, что вряд ли отныне ему приснится что-то, кроме кошмаров.
