прикончив своего недавнего мучителя, он сможет избавиться от этой памяти. Словно вычеркнет из сознания, нажмет «DELETE». «Вы уверены, что желаете стереть?» Да, Курт был уверен. Еще как. Стереть Тарана.
Едва подумав об этом, Курт заколебался. Убить… Да, это он мог. Еще как. Ненавидел ли он Хэнка до такой степени, чтобы… лишить его жизни? Пожалуй. Чем же, в таком случае, он лучше Тарана? Да ничем, ответил Волк самому себе. Никто не имеет права держать в рабстве кого бы то ни было… Значит, должен поплатиться за такое преступление… И все же Курт испытывал неуверенность. Прошлое не изменить. Будущее — вероятно. Да, Таран причинил ему много зла… Но и сделал сильнее — тренировал, обучал… Да, бросал в Яму, рисковал жизнью волчонка… А заодно — внушил волю к победе… (Кроме того, не приходилось ли Курту бороться за жизнь и прежде, на ночных улицах Гетто?) Продал Черепу, точно какое- то животное… Но ведь у него не оставалось другого выбора… Из-за метаморфа Хэнк лишился всего, что у него было. Подворья, бойцов, дома… Теперь он сам стал рабом.
Собственного страха. Теперь Таран сам боролся за жизнь… Каждую минуту.
Сомнения рвали Курта изнутри. Безжалостно, крючками чистой стали. А потом — неожиданно, ничем не предвещая своего появления — на смену неуверенности пришла холодная решимость. Из неведомых глубин поднялось нечто, более напоминавшее мрачное, самоубийственное упрямство. Курт понимал, что, возможно, совершает ошибку. Но — ничего не мог поделать.
— Спасибо, — глухо сказал он, не вполне понимая, стоит ли благодарить за такое.
Череп кивнул. Глаза его торжествующе горели.
— А с этим? — Гангстер кивнул в сторону Шила, распластанного по бетонной стене. — У вас, насколько я знаю, давние счеты… Лучшего момента не будет.
Курт взглянул на горбуна. На измученный, кровоточащий кусок плоти.
И — не нашел в себе ничего, кроме жалости. В конце концов, Шило исполнял чужие приказы. Так же, как Курт (сейчас) исполнял приказы Черепа.
— Да, размяк ты, — констатировал гангстер. — Чего ждать-то? Времени в обрез.
Волк невольно проследил за взглядом безволосого. Не Черепа — Шила. Тот таращился на дальнюю стену, где, сверкая отраженным светом на бритвенно-острых поверхностях, красовалось нержавеющее великолепие.
Инструменты, преимущественно хирургические, приспособленные для пыток и прочих бесчеловечных целей. Обескуражило Курта вовсе не это. Взгляд горбуна. В этом взгляде читалась жажда, почти плотоядное вожделение.
— Развяжите! — вдруг выкрикнул пленник. — Позвольте мне заслужить жизнь! Я буду драться с любым, даже с ним. — Он кивнул на Курта. — Я требую поединка!
Череп изумленно поднял брови:
— ы — требуешь?
Приятель, твое заблуждение относительно данной ситуации воистину катастрофично.
Требовать что-либо здесь могу лишь я. Кроме того, — продолжал гангстер, — что даст тебе поединок? Неужели ты и вправду думаешь, что, проиграв Волку целых два раза, ты сможешь победить сейчас? Предыдущие поражения имели место тогда, когда ты находился в наилучшей форме, не употреблял в пищу крыс и тараканов, не был раздавлен морально, не подвергался изнурительным пыткам… Право же, ты заблуждаешься.
В правой руке Черепа, остававшейся совершенно пустой, появился пистолет… Черный длинноствольный ТТ. Как по волшебству. Как кролик из цилиндра.
Глаза Шила изумленно распахнулись. Вероятно, он даже не успел испугаться.
Глава Ордена поднял руку и нажал на спусковой крючок. Единственный раз. В тесноте камеры выстрел прозвучал неописуемо громко. Сухо и коротко. Горбун конвульсивно дернулся. Беззвучно — после громогласного грохота — заколыхались цепи. Стена за головой Шила окрасилась красным. Кровь, мозги, череп. На удивление компактно: затылок с силой ударился о бетон.
Истерзанное тело безжизненно обмякло. Голова, продырявленная в геометрическом центре лобной кости, повисла над грудью. Из дыры капала кровь.
Тонкая красная струйка.
Курт отвернулся. Он ощутил отвращение и… Негодование. Волк не успел удивиться так же, как Шило не успел испугаться. А теперь пугаться поздно.
Не говоря ни слова, Курт вышел из комнаты.
Менее часа спустя он был уже в Клоповнике.
«Хаммер» доставил его к границе (весьма размытое, нужно сказать, определение) неблагоприятного района и убрался восвояси. Дальнейший путь Курту предстояло преодолеть на своих двоих, благо он отлично помнил эти места. Стоя на замусоренной улочке, он наблюдал, как бронированная туша исчезает вдали. Свет фар выхватывал из тьмы изрисованные граффити фасады, осколки стекол в окнах, битый кирпич… Вот броневик скрылся из виду.
Вздохнув, Курт продолжил путь. Конечно, он мог приехать в машине. Никто не осмелится совершить нападение на казенный транспорт Ордена. Дело было в другом. Даже не в том, что Волк опасался подцепить «хвост». Никто Хью не поможет, не станет для него шпионить… Но если и станет, коротышке не спастись. Просто Курт чувствовал, что должен прийти своим ходом.
Как в старые… отнюдь не добрые времена. Прийти— и получить причитающееся.
Повинуясь инстинктивному импульсу, он первым же делом забрался на крышу. Как и прежде, когда направлялся к Хью в последний раз. И — в предпоследний. Оказавшись на крыше, Курт помчался к цели. Он прыгал через улочки — феноменальная узость последних предоставляла массу возможностей, — нередко оказываясь на высоте многих метров; бежал по крышам, выдерживая отменную крейсерскую скорость, но не забывая в то же время оглядеть поверхность, прежде чем поставить на нее свою ногу. Проржавевшие, трухлявые крыши таили множество смертельных ловушек. Порой посреди ровного пространства открывались огромные дыры с острыми краями. Под ними — хаотичное нагромождение балок, досок, арматуры.
Два-три раза Курт едва не угодил в подобные ямы, которые стали бы воистину «волчьими». И все же над землей дело продвигалось гораздо быстрее, чем непосредственно на ней. Перескакивая через улочки либо проносясь по самому краю, Курт то и дело замечал какие-то тени. «Клопы». Они копошились внизу, спешили по своим темным делам, но крайне редко задирали головы. Разве что тогда, когда Волк по неосторожности наступал на особо «музыкальный» лист металла или же с крыш осыпался мусор.
Впрочем, несколько раз «штатный киллер» встречал аборигенов, что смекнули вознестись над землей. Курт чудом не спутал их с печными трубами (да, многие дома в Клоповнике отапливались по старинке — локализованным огнем, точно девятнадцатый век продолжался). «Клопы» не шевелились и что-то разглядывали на улице. Опомнившись, Курт чудом избежал столкновения, едва не использовав ближайший силуэт в качестве опорной точки для прыжка. Аборигены завопили — большей частью от испуга, нежели с угрозой, — но Волк был уже далеко. Они так ничего и не поняли, разглядев лишь стремительную тень…
«Штатный киллер» бежал дальше. Короткоствольный «узи» бил о ребра.
Он вновь в Клоповнике. Осознание этого приходило толчками, снова и снова, как инъекция огромного шприца. Вокруг, во всем своем бескомпромиссном безобразии, простирался все тот же Клоповник… Что и прежде, когда все было совсем по-другому. Когда Убежище еще существовало, а Курт Страйкер… даже не догадывался об испытаниях, что выпадут на его долю. Воспоминания кричали, рвались наружу, били черными крыльями — стаей встревоженных птиц.
Волк сжимал челюсти сильнее, до боли, и продолжал мчаться вперед.
Ульи нависали над головой. Некрополи, усыпанные мириадами разноцветных огней. Казалось, совсем рядом… Величественные, надменные, созерцающие… Понимающие.
Курт бежал дальше. Стальная нить, протянувшаяся сквозь позвоночник, накалялась сильнее. Из мрака проступали знакомые очертания. Воспоминания обрастали плотью. Память раздвигала ночь и созидала вокруг Курта прошлое. Волку казалось, что это происходило помимо него… А он играл роль скромного зрителя. Стоило сделать шаг на старую крышу, как нутро опалила ледяная вспышка боли. Будто
