— Кого?
— Мы его просто летуном называем. Какой-то местный хищник. Он не каждый день прилетает, но если появился — будет кружить над плантацией, пока кого-нибудь не сцапает.
— Как он хоть выглядит?
— Большой, — коротко ответила девушка, не желая продолжать то ли неприятную тему, то ли вообще разговор.
Но Тед не отставал:
— Я думал, тут хассы самые опасные.
— Хассы только ночью выходят. И их можно убить.
— А эту тварь?
— ЛОЖИСЬ!
Все, что Тед сумел разобрать: она большая. Она, он, оно — огромный, маслянисто переливающийся ком, падающий на добычу со скоростью даже не камня — ракеты. Секунду назад он вывалился из облака, а в следующий миг многометровой простыней распахнулся над самыми кустами, вспучился куполом и скакнул обратно в небо.
Промах!
Но это оказалось только начало.
Киборг непрерывно стрелял по твари с момента объявления тревоги, а чуть позже к нему присоединились охранники, но ни лазеры, ни плазмометы не нанесли летуну видимого вреда, вышибая из него лишь легкую дымку. Существо изменяло форму так легко и быстро, словно целиком состояло из ртути, смолы, воды — невозможно даже понять, есть ли у него вообще цвет или это просто игра света на поверхности.
Еще один бросок, по спине Теодора пронесся горячий ветер. Рядом кто-то безнадежно завыл от страха — то ли синеглазая девушка, то ли Полина, а может, даже и Бьёрн, у Теда так стучала в висках кровь, что не разобрать. Уткнутый в землю респиратор почти не пропускал воздуха, но отлепиться от нее было выше человеческих сил.
«Да мы в своих желтых комбезах на этой поляне — как пельмени на тарелке!» — сообразил пилот.
— Всем лежать! — надрывались охранники, продолжая вести огонь — из надежного укрытия, разумеется. Киборг и тот спрятался за деревом, не рисковать же дорогой техникой ради каких-то рабов.
«А если шевельнемся — то как движущиеся пельмени. Кто первый не выдержит — того и сцапают».
Тед все-таки повернул голову, вдохнул — и пикирующая прямо на него тварь за долю секунды превратилась из заоблачной точки в черную дыру. Парня захлестнуло воздушной волной, глаза сами зажмурились. Что-то огромное и мощное ворохнулось в волоске от кожи, источая такую немыслимую, первобытную жуть, что ни шевельнуться, ни закричать.
Потом воздух устремился обратно, с хлопком заполнив пустоту на месте взлетевшей твари, и все закончилось: ни криков, ни пальбы, только медленно разжимающиеся когти на сердце.
Когда Теодор приподнял голову, синеглазой девушки рядом не было.
Пилот ошеломленно уставился на примятые кустики, совершенно не к месту спохватившись, что даже не знает имени своей погибшей соседки. За весь день так и не сподобился спросить. А теперь от нее осталось лишь несколько алых капель на земле да отлетевший в сторону мешок.
— А ну за работу! Ишь, разлеглись! — невозмутимо покрикивали охранники, ногами и хлыстиком помогая рабам очухаться. — Все, везунчики, можете уже не трястись! Сегодня вам осталось только нас бояться!
Тед встал сам, машинально отряхнул колени, хотя к ним ничего не прилипло. Из горловины сплющенного, попавшего под живот мешка сочилась розовато-белая слизь. Кустики постепенно расправлялись, стирая последнюю память о безымянной жертве.
— Возьми ее садок, — шепотом подсказал Бьёрн, — а то вечером ввалят.
Пилот медленно, как загипнотизированный, шагнул и подобрал мешок. Он оказался увесистым, раза в два тяжелее раздавленного. Девушка действительно хотела жить. Хотя бы так.
На поле снова закипела работа, а Тед продолжал стоять столбом, невидяще глядя на ничем не примечательное место. На миг отвернись — и все, уже не найдешь.
Бритоголовому охраннику это не понравилось.
— Эй, чего застыл? — стрельнул он хлыстиком. — Болтать не с кем стало? Ну и отлично, меньше отвлекаться будешь!
Тед так же заторможенно развернулся — и со всего маху огрел бандита мешком по уху. Удар получился мягкий, зато сочный и громкий, будто внутри разом лопнуло два десятка яиц. Голова охранника мотнулась, он взмахнул руками и сделал два заплетающихся шага вбок, пытаясь сохранить равновесие, но озверевший пилот бросился на него и повалил. Плантация снова залегла: плазмомет, за который охранник продолжал цепляться мертвой хваткой, оплевал все вокруг и выкосил широкую полосу в кустарнике. Бритоголовый оказался тем еще бугаем, усыпить его с одного хука не удалось, а второго не последовало: уже летящий к цели кулак перехватили и рванули назад с такой сокрушительной и точно приложенной силой, что плечо с хрустом выскочило из сустава. Тед взвыл от дикой боли, а потом его за эту же руку сорвали с жертвы, как тряпку, и швырнули лицом в землю.
…Последнее, что запомнил парень, — спина удаляющегося киборга. Охранники уже и сами справлялись…
Утром Теодора втолкнули обратно в барак. Холодный пол карцера и боль в плече не дали парню уснуть, поэтому синяки вокруг глаз у него были почти одинаковые, только левый с багровым оттенком. Вениамин поспешил вправить ему руку, но за ночь она сильно опухла и почти не слушалась. Максимум — пальцами пошевелить.
«Больничный» Теду не выписали, выгнали на поле вместе с остальными, и дневную норму он, разумеется, провалил. Если бы не друзья, державшиеся рядом и украдкой подбрасывавшие ему пиявок, то вечером огреб бы еще и за «лень», а так всего лишь остался без ужина. Впрочем, не больно-то и хотелось.
— Ну что, отпала охота киборгов защищать? — поинтересовался Бьёрн, когда пленники уже улеглись.
Тед только скрипнул зубами и перевернулся на спину. Лечь на другой бок рука не позволяла.
— Эй, парень, на меня-то зачем злиться? — смягчил тон рудокоп. — Мы с тобой в одной заднице. Я тоже поначалу ерепенился — пока все зубы на месте были и больше шести пальцев гнулось. Заступался за друзей, отстаивал свои принципы, честь и совесть… что в итоге оборачивалось еще большим унижением. А потом сообразил, что охранников это только веселит. Они эту плантацию терпеть не могут: грязь, жара, скука, и их единственное развлечение — наши бунты. Ты что, до сих пор не понял, что охранник тебя спровоцировал?
— Понял, — соврал Тед, — и что с того? Этот сукин сын нарывался на трепку, и он ее получил.
— Дурак, — сочувственно вздохнул Бьёрн. — Долго ты тут не протянешь. Карцер — это еще цветочки. Могут и голышом на солнцепеке привязать, и за ноги подвесить, и выпороть так, что половина кожи слезет.
— Как ее звали? — неожиданно спросил пилот.
— Кого? — растерялся рудокоп.
— Ту синеглазую девушку.
Бьёрн задумался.
— Вроде Алиса, — неуверенно сказал он. — А зачем тебе?
— Сообщу родным.
— Ты что, совсем ку-ку?! Позвонишь или письмо напишешь?
— Ага. Когда отсюда выберусь.
— Как?