— До трех мы считать не умеем, — недовольно заметил кролик. — У нас счет идет так: один и… много. Много раз. — Он злобно взглянул на Виктора. —
— И еще. Ему привозили рыбу. Причем из самых разных мест, — продолжал Виктор. — Однако здесь поблизости никто не живет. Вероятно, эти люди плыли издалека. И делали это только затем, чтобы привезти ему рыбы. Похоже, что он не хотел есть рыбу из этого залива. А ведь залив кишит живностью. Когда я здесь купался, я видел таких огромных омаров, что вы мне просто не поверите.
— А их ты как называл? — спросил Господин Топотун, который был не из тех кроликов, что быстро забывают обиду. — Господин Щелкун?
— Вот именно, я бы тоже хотела это уточнить, — пропищала мышь. — В наших местах со мной все мыши раскланиваются. Кому угодно могла холку надрать. Так что имя мне нужно поприличнее. А тот, кому нравится называть меня Писком, — мышь посмотрела на Виктора, — видимо, напрашивается на то, чтобы голова у него приняла форму сковороды, — я понятно изъясняюсь?
Утенок разразился долгим кряканьем.
— Постой, — остановил его Гаспод. — Утенок считает, что все это звенья одной цепи. Сюда стягиваются и люди, и тролли, и гномы, и все прочие. Животные вдруг начинают разговаривать. Утенок думает, что здесь располагается некая сила.
— Откуда утенку что-то знать о силах? — удивился Виктор.
— Слушай, друг, — сказал кролик, — вот когда ты сам будешь летать по нескольку раз в год через все море и находить один и тот же клочок земли — тогда и охаивай уток.
— А! — догадался Виктор. — Так вы о таинственном животном чутье, да?
Присутствующие взирали на Виктора без всякого умиления.
— Во всяком случае, пора с этим кончать, — сказал Гаспод. — Пусть люди мозгами и языками работают. Вы к этому привычны. Но кто-то должен выяснить, из-за чего вся эта неразбериха началась…
Животные не сводили с Виктора взгляда.
— Ну, может, — колеблясь, сказал Виктор, — может, разгадка — в этой книге? Ранние записи в ней сделаны на каком-то древнем языке. Я сам не могу…
Он внезапно умолк. Волшебников в Голывуде не любили. Пожалуй, не следовало упоминать Университет и свое собственное, весьма непосредственное, с ним знакомство.
— Короче говоря, — продолжал он, осторожно подбирая слова, — в Анк- Морпорке у меня, кажется, есть один знаток, который сумеет это прочесть. Кстати, он тоже не человек. Человекообразная обезьяна.
— А как у него с таинственном чутьем? — спросил Гаспод.
— Настоящий профессионал, — заверил Виктор.
— В таком случае… — начал кролик.
— Тихо, — прервал его Гаспод. — Сюда кто-то идет.
Было видно, как пламя факела движется вверх по склону холма. Утенок неуклюже захлопал крыльями и взмыл в небо. Остальные сиганули в темноту. Один пес не тронулся с места.
— А ты разве не собираешься драпать? — шепотом спросил Виктор.
Гаспод поднял одну бровь.
— Гав?! — осведомился он.
Огонь факела, подобно светлячку, метался зигзагами по кустарнику. Иногда он на миг останавливался, а потом двигался в совершенно новом направлении. Свет от него был очень ярким.
— Что это? — спросил Виктор. Гаспод принюхался.
— Человек, — сказал он. — Женщина. Надушена дешевыми духами. — Ноздри его дрогнули. — Называются «Игрушка Страстей». — Он снова потянул носом. — Одежда свежевыстирана, без крахмала. Старые туфли. Много театрального грима. Она была у Боргля и ела… — ноздри его вновь всколыхнулись, — рагу. Маленькую порцию.
— Ты, может, еще скажешь, какого она роста? — поинтересовался Виктор.
— Пахнет примерно на пять футов два — два с половиной дюйма, — определил Гаспод.
— Да ладно…
— Ты походи с мое на этих лапах, а потом говори, что я вру.
Виктор закидал песком свой костерок и двинулся вниз по склону.
Когда он приблизился к огню, тот вдруг замер. В следующий миг взгляд его выхватил из мрака фигуру женщины — одной рукой она сжимала края накинутой на плечи шали, в другой держала факел, высоко подняв его над головой. Еще через мгновение пламя угасло. У Виктора поплыли перед глазами синие и лиловые пятна. Маленькая фигурка, видневшаяся за ними, казалась не намного чернее обступившей ее темноты.
— Что ты делаешь у меня… Что я… Почему ты в… Где… — забормотала фигура, а потом, как бы совладав с ситуацией, резко переключила скорость и уже гораздо более узнаваемым голосом грозно произнесла: — Ты что здесь делаешь?
— Джинджер?!
— Да.
Виктор вдруг замялся. Кто знает, что полагается говорить в таких случаях?
— Э-э-э… — сказал он. — Приятно прогуляться вечерком!
Она неприязненно взглянула на Гаспода.
— Это та ужасная псина, что все время вертится на студии? Терпеть не могу мелких собачонок.
— Гав, гав, — сказал Гаспод.
Виктор почти читал мысли Джинджер: «Собака сказала „гав, гав“. А что такое „гав“? С помощью „гав“ собака лает! Что же меня тут смущает?»
— Вообще-то, у меня с кошками больше родственного… — несколько невразумительно объяснила Джинджер.
— В каком смысле? — спросил голос откуда-то снизу. — Ты тоже своей слюной умываешься?
— Это еще что такое?
Виктор замахал руками и в ужасе отпрянул:
— Только на меня не смотри! Я этого не говорил!!
— Нет? Но тогда кто? Эта псина?
— Давай не будем переходить на личности, — попросил Гаспод.
Джинджер остолбенела. Взгляд ее описал круг и канул вниз, где уткнулся в Гаспода, лениво чешущего ухо.
— Гав? — поднял голову пес.
— Этот пес и впрямь говорит… — начала Джинджер, указывая на него дрожащим пальцем.
— Знаю, — сказал Виктор. — Это значит, ты ему понравилась.
Он немного отодвинулся. По склону холма карабкался еще один светлячок.
— Ты не одна? — спросил он.
— Я? — Джинджер обернулась за спину.
За близкой вспышкой света последовал треск сухих веток, и из мрака возник
