Достабль, за которым устрашающей темной тенью тащился Детрит.
— Ага! — воскликнул Достабль. — Попались, голубки!
Виктор смотрел на него в недоумении.
— Голубки? — спросил он.
—
— Я ищу вас повсюду, — сообщил Достабль. — А потом кто-то сказал, что видел, как вы отправились в сторону холма. Романтично, романтично. Можно будет из этого какой-нибудь прок извлечь. Для афиши — самый смак. Ну, ладно. — Он обнял обоих за плечи. — А теперь — пора.
— Куда еще пора? — спросил Виктор.
— Прямо с утра начинаем, — сказал Достабль.
— Но Зильберкит, помнится, сказал, что в этом городе мне работы больше не видать… — начал Виктор.
Достабль открыл было рот, но запнулся и несколько секунд молчал.
— Да, да… Только я решил дать тебе возможность попытать счастье еще один раз. — Голос его звучал непривычно взвешенно и осторожно. — Да. Еще один шанс. Просто вы молодые. Своевольные. Сам когда-то был таким. Вот я и сказал себе: «Достабль, надо ведь дать парню еще один шанс, даже если этим ты сам себя без ножа режешь». Платить, разумеется, буду меньше. Доллар в день — идет?
Краем глаза Виктор заметил, что лицо Джинджер озарилось надеждой.
Виктор открыл рот.
— Пятнадцать долларов, — последовал ответ. Но голос был не его.
Виктор закрыл рот.
— Что-что? — спокойно переспросил Достабль. Виктор открыл рот.
— Пятнадцать долларов. С возможностью пересмотра условий через неделю. Пятнадцать долларов — и никакого торга.
Виктор закрыл рот. Взгляд его рассеянно блуждал.
Достабль поводил пальцем у себя под носом, с минуту подумал. И передумал.
— Мне это нравится, — признал он. — Круто берешь. Ладно. Три доллара.
— Пятнадцать.
— Хорошо, пять, но на этом все. Сам знаешь, парень, тут тысяча человек, которые только и ждут…
— Две тысячи человек, господин Достабль.
Достабль бросил взгляд на Детрита — тот с головой погрузился в грезы о прекрасной Рубине, — а потом, сощурившись, взглянул на Джинджер.
— Ладно. Договорились, — сказал он. — Десять. Только потому, что ты мне
— Идет.
Достабль протянул руку. Виктор посмотрел на свои пальцы так, словно видел их впервые, и подал ладонь Достаблю.
— Ну, а теперь пошли, — велел Достабль. — Уйму дел надо успеть переделать.
Он развернулся и пустился вниз по склону, быстро петляя между деревьями. Виктор и Джинджер послушно следовали за ним, едва живые от перенесенного потрясения.
— Ты спятил? — шипела Джинджер. — Зачем ты столько тянул?! Мы вообще могли ни с чем остаться!
— Я ничего не говорил, — пролепетал Виктор. — Я думал — это ты…
— Я?
Тут они взглянули друг другу в глаза. И одновременно посмотрели вниз.
— Гав, гав, — сказал Чудо-Пес Гаспод. Достабль обернулся.
— Кто это там? — спросил он.
— А-а! Это… Да так, ничего особенного, просто песика здесь нашли, — поспешно сказал Виктор. — Его зовут Гаспод, ну, в честь знаменитого Гаспода.
— Он наверняка и фокусы умеет показывать, — злорадно сообщила Джинджер.
— Умная псина? — Достабль наклонился и потрепал продолговатую голову Гаспода.
— Гр, гр.
— Поразительные штуки умеет делать, — сказал Виктор.
— Поразительные, — как эхо повторила Джинджер.
— Ну и урод, однако, — заключил Достабль. Он вперил в Гаспода долгий, пронзительный взгляд, но с равным успехом он мог соревноваться с многоножкой, кто пнет больше задниц. Гаспод даже зеркало мог пересмотреть.
Казалось, Достабль что-то обдумывает.
— Вот что… завтра утром захватите-ка его с собой. Зритель любит посмеяться.
— О, зритель просто обхохочется, — пообещал Виктор. — Помрет со смеху.
— За это я с тобой еще рассчитаюсь, — послышался тихий голос за спиной Виктора, когда они снова двинулись по склону холма. — Кстати, с тебя доллар.
— За что?
— Агентские комиссионные.
Над Голывудом сияли звезды — раскаленные до миллионов градусов, чудовищных размеров шары водорода. Раскаленные до такой степени, что даже не могли толком гореть. Незадолго до своей погибели многие из них раздувались пуще прежнего, а затем съеживались в крохотных угрюмых лилипутов, воспоминаниями о которых тешат себя лишь сентиментальные астрономы. Пока же они сияли, являя пример неподвластных алхимикам метаморфоз, и превращали самые обыденные элементы в чистейший свет.
Над Анк-Морпорком тем временем не переставая шел дождь.
Старшие волшебники толпились вокруг глиняной вазы, по строжайшему приказу Чудакулли вновь выставленной в коридор.
— Я помню Риктора, — сказал декан. — Тощий такой, кожа да кости. Ум несколько односторонний. Но могучий, могучий…
— Хе-хе. А я помню его мышиный счетчик, — подал голос из своего ветхого кресла на колесах Ветром Сдумс. — Который мышей считал.
— Сам по себе горшок весьма… — начал казначей, но туг же спросил: — То есть как — мышей? Они что, подавались внутрь на ременной ленте?
— О нет. Его просто заводили, а он стоял себе, жужжал и пересчитывал всех мышей в здании, м-м… А на колесиках, которые вертелись, были написаны цифры.
— И зачем все это?
— М-м? Наверное, ему просто хотелось сосчитать всех мышей в Университете.
Казначей пожал плечами.
— Между прочим, — сказал он, разглядывая устройство с близкого расстояния, — этот горшок довольно древняя ваза эпохи династии Мин.
И предусмотрительно замолчал.
— Почему именно Мин? — как и предполагалось, спросил аркканцлер.
Казначей стукнул по стенке горшка. «Мин-н-н», — отозвался тот.
