Хотя в шкафчике капрала Колона нашлись «Любофные Прыключения Молли Хлоппок». Ваймс уставился на грубые, грязные гравюры как на вновь обретенного друга. Он помнил эту книжицу; в страже она передавалась из рук в руки долгие годы, и в молодости он многому научился по иллюстрациям, хотя большая часть нарисованного оказалась неверной.
К счастью, капитан Тильден этого не видел, и Ваймс запихнул книжицу обратно на полку и кивнул покрасневшему Колону:
— Изучаешь теорию, а, Фред? Очень хорошо. Тяжело в учении — легко в бою.
А потом он, наконец, повернулся к шкафчику Коатса. Тот следил за ним, точно ястреб.
Поцарапанная дверца со скрипом открылась. Шеи вытянулись, чтобы заглянуть внутрь. Стопка старых блокнотов, гражданская одежда и маленький мешочек того, что, будучи вытащенным на пол, оказалось бельем для стирки.
— Удивлен? — спросил младший констебль.
В половину меньше тебя, подумал Ваймс.
Он подмигнул Коатсу и отвернулся.
— Могу я поговорить с вами в вашем кабинете, капитан?
— Да, сержант, думаю, что да, — ответил Тильден, оглядываясь по сторонам. — О боги…
Ваймс позволил человеку забраться по ступенькам, потом последовал за ним и тактично закрыл дверь в кабинет.
— Итак, сержант? — вздохнул Тильден, рухнув в кресло.
— Вы везде посмотрели, сэр?
— Разумеется!
— Я хотел сказать, сэр, может, вы убрали ее в ящик стола? Или в сейф?
— Разумеется, нет! Иногда я запираю ее в сейфе на выходные, но я… уверен, что не делал этого прошлой ночью.
Ваймс уловил едва заметное сомнение. Ему не стоило этого делать, он знал. Тильдену было под семьдесят. А в этом возрасте человек относится к памяти как к неточному путеводителю по происшедшим событиям.
— Я знаю, сэр, когда у занятого человека забот становится еще больше, он может делать то, что потом просто вылетит у него из головы, — произнес он. Я и сам могу, добавил он про себя. Могу положить ключи в совершенно пустой комнате и не найти их через тридцать секунд.
— У нас у всех была трудная неделя, — добавил он, зная, что Тильден частенько засыпал днем, пока Снути не начинал громко покашливать, прежде чем войти к нему с чашкой какао.
— Да, это так, — согласился Тильден, в отчаянии отводя глаза.
— И вся эта затея с комендантским часом. Очень… тревожит. Я бы забыл где-нибудь свою голову, если б она не крепилась к шее, что?
Он повернулся и взглянул на зеленый сейф.
— Он у меня всего пару месяцев, — пробормотал он. — Думаю, я… отвернитесь, сержант, прошу вас. Может, все разрешится.
Ваймс любезно повернулся спиной к нему. Раздались какие-то щелчки, скрип, а потом — глубокий вздох.
Тильден поднялся на ноги, держа чернильницу в руках.
— Похоже, я свалял дурака, сержант, — сказал он.
Нет, это я выставил тебя дураком, подумал Ваймс, искренне надеясь, что это не так. Я собирался подбросить ее Коатсу, но не смог…
… только не после того, что там нашел.
— Знаете, что, сэр, — предложил он, — мы можем сказать, что это была, в некотором роде, проверка.
— Я не опускаюсь до лжи, Киль! — возмутился капитан, но добавил: — Хотя я ценю ваше предложение. В любом случае, я уже не так молод, как раньше. Пожалуй, пора уйти в отставку, — он вздохнул. — Должен сказать, я уже давно подумываю над этим.
— О, не говорите так, сэр, — произнес Ваймс, гораздо бодрее, чем чувствовал себя. — Я не могу себе этого представить.
— Да, полагаю, мне стоит подумать над этим, — пробормотал Тильден, возвращаясь к своему столу. — Сержант, вы в курсе, что кое-кто считает вас шпионом?
— Чьим? — спросил Ваймс, размышляя о том, что Мордач приносит сюда помимо какао.
— Лорда Ветруна, полагаю, — ответил Тильден.
— Что ж, мы все работаем на него. Но я не отчитываюсь ни перед кем, кроме вас, если вы это хотели узнать.
Тильден взглянул на него и печально покачал головой.
— Шпион вы или нет, Киль, но я скажу вам, что некоторые приказы, что мы получаем последнее время… не продуманы до конца, полагаю, что?
Он одарил Ваймса таким взглядом, будто призывал его тут же достать раскаленные докрасна пальцеплюшки.
Ваймс видел, что признание того, что похищения, пытки и заговоры, делающие из честных граждан преступников, не были приемлемой политикой правительства, многого стоило старику. Тильден не был обучен думать подобным образом. Он уходил под флагом Анк-Морпорка сражаться с сыроедами Щеботана или с клатчскими Джонни, или любым другим врагом, выбранным теми, кто стоял в самом начале цепочки командующих, и никогда не задумывался о Натянутости причины, потому как подобные мысли могли притормозить солдата.
Тильден вырос, зная, что люди наверху — правы. Именно поэтому они и наверху. Он не обладал достаточным словарным запасом, чтобы думать, как предатель, потому что только предатели думают подобным образом.
— Я не так долго здесь, чтобы говорить об этом, — отозвался Ваймс. — Я не знаю, как тут дела обстоят.
— Не так, как прежде, — пробормотал Тильден.
— Как скажете, сэр.
— Мордач говорит, вы хорошо знаете окрестности, сержант. Для человека, который в городе недавно.
На конце этого предложения был крючок, но Тильден не был искусным рыболовом.
— Одно местечко весьма похоже на любое другое, сэр, — ответил Ваймс. — И, разумеется, я бывал в городе и раньше.
— Разумеется. Разумеется, — заторопился Тильден. — Что ж… благодарю вас, сержант. Вы могли бы, э, объяснить все людям?
— Да, сэр. Конечно.
Ваймс осторожно закрыл за собой дверь и стал спускаться вниз, перешагивая через ступеньку. Стражники, стоявшие внизу, едва пошевелились. Он хлопнул в ладоши, точно школьный учитель.
— Давайте, давайте, пора в патрули! Живо! Сержант Стук — на два слова во двор, прошу!
Ваймс не стал дожидаться, пойдет ли тот за ним. Он просто вышел на улицу на встречу вечернему солнцу, прислонился к стене и стал ждать.
Десять лет назад он бы — точнее, десять лет назад, будь он трезв, он бы преподал Стуку пару уроков, чтобы объяснить, кто тут главный. Таков был обычай. Склоки между
