Делай Деньги

возможность этим утром повесить их заключенного.

А бывший заключенный, должно быть, уже очень далеко отсюда, и даже оборотню не взять его след в такую ветреную и дождливую ночь. Они никак не смогут пришить это дело Мойсту, но в холодном мокром свете двух часов ночи он мог представить проклятого Командора Ваймса, обеспокоенного происходящим и докапывающегося до самой сути в своей тупоголовой манере.

Мойст моргнул. Куда мог побежать этот человек? Если верить Страже, он не состоял ни в какой банде. Просто делал собственные марки. Ну какой человек возьмет на себя хлопоты по подделке марок в полпенни?

Какой человек…

Мойст сел. Неужели все так просто?

Ну, возможно. Оулсвик был довольно-таки безумным — такого тихого, спокойного и сбивающего с толку рода. У него был вид человека, который давным-давно перестал пытаться понять мир за пределами своего мольберта, человека, для которого причина и следствие не имели очевидной связи. Где спрячется такой человек?

Мойст зажег лампу и подошел к останкам разрушенного шкафа. И опять он выбрал невзрачный серый костюм. У костюма была сентиментальная ценность: в нем Мойста повесили. И это была незапоминающаяся одежда для незапоминающегося человека, с дополнительным преимуществом — не то, что у черной — быть незаметной в темноте. Подумав наперед, Мойст наведался еще и в кухню и стянул пару пыльных тряпок из шкафа.

Коридор, что было разумно, каждые несколько ярдов ярко освещался лампами. Но лампы создавали тени, и в одной из них, около огромной вазы династии Пинг из Гунгкунга, Мойст стал просто серой заплаткой на сером фоне.

Мимо предательски бесшумно на толстом ковре прошел охранник. Когда он скрылся, Мойст быстро спустился на пролет мраморной лестницы и притаился за пальмой в кадке, которую кто-то счел необходимым сюда поставить.

Все этажи банка выходили к главному холлу, который, как и в Главном Почтовом Отделении, простирался от первого этажа до крыши здания. Иногда, в зависимости от расположения, человек с верхнего этажа мог видеть нижние ярусы. Время от времени охранники проходили по непокрытому ковром мрамору. Иногда, на верхних этажах, они пересекали участки добротного плиточного покрытия, которое звенело, как колокол.

Мойст застыл, прислушиваясь, пытаясь вникнуть в ритм патрулей. Их было больше, чем он ожидал. Давайте, ребята, вы же охрана за работой: а как же традиционная игра в покер на всю ночь? Вы что, не знаете, как себя вести?

Это было похоже на великолепную головоломку. Лучше, чем ночное лазанье по домам, даже лучше, чем Экстремальное Чихание! А по-настоящему замечательным во всем этом было то, что если его поймают — ну, так он просто проверял надежность охраны! Молодцы, ребята, вы меня нашли…

Но он не должен попасться.

Снизу медленной и вальяжной походкой поднялся страж. Он наклонился над балюстрадой и, к досаде Мойста, зажег окурок. Мойст сквозь ветвистые листья наблюдал, как человек удобно облокотился на мрамор и смотрел на этаж ниже. Он был уверен, что охранники не должны были этого делать. И курить тоже!

После пары задумчивых затяжек охранник бросил окурок, притоптал его и продолжил подниматься по ступеням.

Две мысли стали бороться за главенство в голове Мойста. Та, что кричала чуть погромче, была: у него был арбалет! Они что, сначала стреляют, чтобы потом уже не приходилось задавать вопросы? Однако присутствовала и еще одна дрожащая от возмущения мысль: он затушил эту проклятую сигарету прямо на мраморе! Эти медные какихтам с маленькими мисками и белым песком внутри тут не просто так стоят, знаете ли!

Когда человек исчез где-то над ним, Мойст пробежал все оставшиеся пролеты, проскользил по отполированному мрамору на своих обернутых тряпками ботинках, отыскал дверь, ведущую к подвалу, быстро ее открыл и как раз вовремя вспомнил тихо ее за собой затворить.

Он закрыл глаза и подождал криков или других звуков погони.

Он открыл глаза.

В глубине под сводами виднелся обычный искрящийся свет, но вода не бурлила. Только случайное капанье демонстрировало глубину альтернативной всепоглощающей тишины.

Мойст осторожно прошел мимо приглушенно звенящего Хлюпера в неизведанные тени под прекрасным совокуплением.

Если мы возведем храм, явишься ли ты? Подумал он. Но бог, на которого надеялись, так и не пришел. Печально, но, в каком-то божественном смысле немного глупо. Ну, разве не так? Мойст слышал, что существуют, возможно, миллионы мелких богов, порхающих над землей, живущих под камнями, гонимых ветром, как перекати-поле, цепляющихся за самые верхние ветки деревьев… Они ждали великой минуты, удачного шанса, который может привести к храму, и духовенству, и верующим, которых можно назвать своими… Но сюда они не пришли, и было нетрудно понять, почему.

Богам хотелось веры, а не рационального мышления. Построить храм заранее — это все равно, что подарить пару прекрасных ботинок безногому. Строительство храма не значит, что ты веришь в богов, это значит только, что ты веришь в архитектуру.

У дальней стены подземелья, вокруг огромного и древнего очага, было построено что-то сродни мастерской. Игорь, склонившись над ярким бело-голубым огнем, аккуратно сгибал отрезок стеклянной трубки. За ним в гигантских сосудах волновалась и пенилась зеленая жидкость: у Игорей, похоже, была естественная тяга к молниям.

Игоря всегда легко узнать. Они очень потрудились над своей узнаваемостью. Дело было не только в грязных заплесневелых одеждах, и даже не в периодически встречающихся лишних пальцах или несовпадающих глазах. Дело было скорее в том, что на их голову наверняка можно было поставить мячик, и он бы не скатывался. Игорь поднял взгляд.

— Доброе утро, фэр. А вы?…

— Мойст фон Липовиг, — ответил Мойст. — А ты, должно быть, Игорь.

— Фраву догадалифь, фэр. Я про ваф много хорофего флыфал.

— Здесь, внизу?

— Я вфегда дерву ухо бливко к вемле, фэр.

Мойст сдержал желание посмотреть вниз. Игори и метафоры плохо сочетались.

— Ну, Игорь… Дело в том, что… Я бы хотел кое-кого провести в здание, но так, чтоб не беспокоить охрану, и мне стало любопытно, вдруг здесь внизу есть еще дверь?

Чего он не сказал, но что пронеслось между ними по эфиру, было: ты же Игорь, так? И когда толпа натачивает серпа и ломится в двери, Игоря никогда там не оказывается. Игори были мастерами скромного ненавязчивого ухода.

— Ефть одна маленькая дверь, которую мы ифпольвуем, фэр. Фнаруви ее открыть нельвя, так фто она никогда не охраняетфя.

Мойст жадно посмотрел на дождевик на вешалке.

— Отлично. Отлично. Тогда я исчезаю.

— Вы вдефь бофф, фэр.

— И скоро появлюсь обратно с еще одним человеком. Э-э, с джентльменом, который не рвется встретиться с гражданскими властями.

— Ефе бы, фэр. Фтоит дать им вилы, как они вовомнят, будто могут вавладеть фсем чертовым мефтом, фэр.

— Но он не убийца или что-нибудь в этом роде.

— Я Игорь, фэр. Мы не вадаем вопрофов.