Взрослые Волки сами были когда-то мальцами и не забывали об этом. Если чуть что хватать сына за руку и силком тащить по натоптанной, благополучной тропе, какой с парня потом может быть спрос?…
Шагая через лес, уже отмеченный тут и там заросшими багульником балтами[11] Бусый внимательно слушал болтовню Волчат, поминавших то Гром-Скалу, то Каменную Осину, то какое-то Бучило[12]. Приглядывался, вбирал в себя все, что видел и слышал…
— А у нас в Мономатане тоже болота есть, — хмуро проговорил Ульгеш. В роду Волков он был гостем, от него никто не ждал отважного похода к Курлыкиной Круче, и это было обидно. Он даже чуть не остался в деревне дочитывать книгу о летописях ладонных морщин, но Бусый все же сманил с собой в лес. Теперь Бусому наперебой объясняли что-то такое, что заставляло Ульгеша окончательно чувствовать себя чужим, и юному мономатанцу захотелось похвастаться. — Вот ваши Журавлиные Мхи были здесь с рождения мира, а я слышал от дедушки о болотах, которые называются Ржавыми. Некогда на их месте был город…
— Ух ты! — вырвалось у Ярострела. — Большой город? Как Галирад или еще больше?
Что Ульгеш, что маленький Волк в Галираде никогда не бывали, но Сын Леопарда не усомнился ни на мгновение.
— Во много раз! Там стояли дворцы, сложенные из разноцветного камня, там были неприступные стены с дозорными башнями и множество храмов, в которых молились Богам. Но потом что-то случилось, и к городу подступили трясины…
Бусый попытался представить, как это могло происходить, и вспомнил ледяных великанов, взявшихся выживать с родных Островов сегван-ское племя. Вслух он спросил:
— Те люди забыли о Правде и Боги отвернулись от них?
Ульгеш развел руками:
— Многие так думают, но доподлинно не знает никто. Наши книги написаны уже после того, как рассеялась Великая Ночь, а о том, что было допрежь, почти утрачена память. Мы знаем только, что топь постепенно заливала страну, и так продолжалось многие годы. Люди ваяли из камня грозных истуканов и ставили на берегу, обращая их лики вовне, туда, откуда подползала беда. Но истуканы не смогли ее превозмочь. Их, говорят, еще и сейчас можно там видеть. Они высятся над ржавой мертвой водой, страшные и бессильные в своем каменном гневе…
Настала пора Волчатам переглядываться и завидовать «головешкину сыну», а Журавлиные Мхи с их опасностями и чудесами уже готовы были казаться привычными, как крапива у тына. Ишь, вздумали чем удивить заморского гостя — грязью болотной!
А Бусый попытался вообразить истуканов над бескрайними зылями[13] — защитников, не отстоявших от беды доверенную им страну. «Вот в Саккареме… братья-герои… доныне хранят…»
Ему вдруг показалось, он должен был что-то смекнуть, понять… Очень важное… Но вот что?
Болото с виду оказалось самым обычным. Вот лес постепенно начал редеть и превратился в сущую дрязгу[14], деревья сделались корявыми, тщедушными, низкорослыми, а под босыми ногами стали все ощутимей покачиваться торфяные кочки… Но это — на внешний взгляд. Журавлиные Мхи предстали внутреннему оку Бусого хитросплетением нитей. Добрых, сонных, хищных, сторожких… И откровенно недобрых. Бусый поежился, представил, как непроглядной осенней ночью держит путь через эти кочкарники до неизвестно где находящихся Курлыкиных Круч, и положил себе всемерно избегать липких серых сетей.
— Вот бы тут тоже стояли истуканы, — размечтался Ярострел. — А за ними — город незнаемый…
— Многие пытались найти тот город в Ржавых болотах, — ответил Ульгеш, — да немногие вернулись. Топи их погубили, а может, страшное зло, что в том городе затаилось…
«Нам бы Стражей, как в Саккареме, — вздохнул про себя Бусый. — От Змееныша, от Мавута… Почему у нас таких нет?»
А еще, неведомо почему, он вдруг зримо вообразил рядом с собой Беляя. Наверное, из-за серебряных волос и дивной крепости духа, роднивших калеку с теми древними Стражами. Чего стоил один тот удар, нанесенный всей внутренней силой почти умирающего мальчишки!
«Неужто Беляй так и не встанет? Соболь вот не верит… Хотя шею ему сам вправлял… А я верить не хочу, что дедушка окажется прав! Чтобы такой Беляй, каким он тогда себя оказал, да с хворью не справился? Не может такого быть, не должно, есть же Справедливость Божья! Вот и Ульгеш говорит, Боговдохновенному нет неодолимых преград, ему все должно быть опорой, подмогой! Я Таемлу во сне к нему позову! И Горного Кузнеца, если дозваться удастся… Ну да, а потом он поправится и не захочет со мной дружбу водить…»
— Вон она, Каменная Осина, — тихо сказал Ярострел.
КАМЕННАЯ ОСИНА
Крепкий берег здесь вдавался во Мхи последним языком твердой земли, и венчал этот оплот гранитный обрыв — Гром-Скала. Прямо на каменном желваке, оплетая его корнями, стелясь узловатым стволом, и сидела Осина.
Ну, на обычную осину это дерево не было даже отдаленно похоже. Осина, у которой можно попросить добрый кол против нечисти, — светлое и стройное дерево, трепетица, чьи листья трепещут на самомалейшем ветру, а осенью наливаются красивым жарким румянцем. А это…
Бусый один раз посмотрел на Каменную Осину и немедленно вспомнил страшный топляк, который вихри Змееныша принесли неведомо из какой дали и обрушили на волчицу с волчонком. Вот и Каменная Осина была не просто мертвой, высохшей на корню и почерневшей от древности. В ней словно бы и не было никогда настоящей живой жизни, той, что гонит по стволу соки, трепещет зелеными листьями, красуется цветами и отпускает лететь по ветру семена. Бусому доводилось кое-что слышать, он знал, что живой и зеленой Осину не помнил никто из Волков. Ни бабушка Отрада, ни ее собственная бабушка, ходившая сюда по девчоночьему любопытству сто лет назад. Казалось, это дерево так и стояло здесь многие века — мертвое, мрачное… Почему-то не рассыпавшееся в труху, как вроде бы полагалось… Мертвое, мрачное и чужое…
Выросшее, как из семечка, из крупицы Темной Звезды…
При этом Осина явно собиралась и дальше так стоять — ни веточки не роняя и прочно, как горстью, вцепившись в замшелые камни корявыми сухими корнями.
— Ух ты!.. — вырвалось у Ярострела, когда они подошли поближе и дерево, оседлавшее Гром-Скалу, стало видно все целиком.
Мальчишки даже остановились.
Вековой порядок оказался нарушен.
След Змееныша пролег далеко отсюда, лес рядом стоял нетронутый, но Осина была опалена и расколота. От верхней развилки до основания корней. Ее поразила молния. Золотая секира Бога Грозы разнесла твердокаменный ствол толщиной в колодезный сруб, как обычный колун разносит полено. Что же за гнев должен был направлять подобный удар!..
— В деревню надо бежать… — попятился Ярострел.
— Погоди ты бежать, — сказал Бусый. — Она ж за нами не гонится.
Волчата засмеялись, и страх немедленно отступил.
— Ходил сюда кто до ночи Змееныша? — спросил Бусый.
Оказалось — ходили, и дерево стояло целое, как при прапрадедах. А после того ни одной грозы не было.
— Значит, — сказал Бусый, — причина есть, почему именно Осине
