в последний раз набрал в легкие дыму, понаблюдал за тем, как огонек дошел до пластмассового фильтра, который превратился от смолы из белого и волокнистого в коричневый и липкий, и раздавил окурок в пепельнице.
– А теперь я должен вас покинуть, – сказал Смит.
– Не забудьте про пачку сигарет, – сказал Римо ему вдогонку, но Смит не услышал.
Он размышлял над задачкой, ответ на которую был ему заранее известен.
Просто он не торопился взглянуть правде в глаза.
Он охотится на стаю Шийлы Файнберг, а стая охотится на Римо. Значит, чтобы схватить их, надо использовать Римо в качестве приманки.
Все было ясно и безупречно логично. Альтернатив не просматривалось.
Либо рискнуть Римо, либо поставить под удар всю страну и остальной мир.
Смит знал, что ему делать. Он решил действовать так, как действовал всегда, то есть выполнять свой долг. Ловушкой стало платное объявление в бостонской «Таймс»: «Пациент Ш.Ф. в Фолкрофте, Рай».
Капкан торчал на виду. Стоило одному из стаи показать объявление Шийле Файнберг, как она поняла, что оно значит.
– Ловушка, – сразу определила она.
– Тогда не будем обращать на нее внимания, – сказала другая женщина, пышногрудая брюнетка с узкими бедрами и длинными ногами. – В Бостоне и без того хватает мяса.
Однако вековой инстинкт выживания уступил у Шийлы Файнберг не менее древнему инстинкту – продолжения рода. Она ласково улыбнулась брюнетке, демонстрируя длинные белые зубы, отполированные благодаря частому разгрызанию костей, и ответила:
– Нет, наоборот. Отправимся туда. Он мне нужен.
Глава 11
Римо задрал голову к высокому потолку гимнастического зала санатория Фолкрофт, обвел взглядом переплетение канатов для лазания, напоминавшее паутину телефонных проводов на станции, и провел носком мокасина из итальянской кожи по зеркальному полу.
– Здесь мы впервые встретились, – сказал Чиун.
На Чиуне было желтое утреннее кимоно, и он оглядывал гимнастический зал, как творение собственных рук.
– Да, – ответил Римо. – Тогда я попытался тебя убить.
– Верно. Именно тогда я понял, что в тебе есть что-то такое, что я готов тебя переносить.
– Чего нельзя было сказать обо мне, поэтому ты меня здорово отделал, – сказал Римо.
– Помню. Это доставило мне удовлетворение.
– Могу себе представить!
– А потом я научил тебя приемам каратэ, причем так, чтобы они смотрелись устрашающе.
– Я так и не понял, зачем это тебе понадобилось, Чиун. Какая связь между каратэ и Синанджу?
– Никакой. Просто я знал, что эти психи никогда не предоставят мне достаточно времени, чтобы я научил тебя чему-нибудь толком. Поэтому я и выбрал каратэ, решив, что эти приемы ты запомнишь. Но если бы я сказал тебе, что с помощью каратэ бесполезно нападать на противника, если это не мягкая сосновая палка, ты бы стал меня слушать? Нет. Человек всегда должен быть уверен, что подарок имеет какую-то ценность. Поэтому я сказал тебе, что каратэ – это чудо, что с его помощью ты станешь непобедимым. Потом я привел доказательства, сокрушая доски и показывая разные фокусы.
Только таким способом я мог добиться твоего внимания на те пять минут в день, которые были необходимы, чтобы ты освоил игру. Как другие учили тебя, раз ты все моментально забываешь?
– Прекрати, папочка. Потом я оставил тебя и отправился убивать вербовщика.
Чиун кивнул.
– Да. Макклири был славный малый. Храбрый, умный.
– Он завербовал меня, – сказал Римо.
– У него почти хватило храбрости и ума, чтобы исправить эту ошибку, – сказал Чиун.
– И с тех пор мы вместе, Чиун. Сколько это лет?
– Двадцать семь, – ответил Чиун.
– Только не двадцать семь! Десять-двенадцать.
– А мне кажется, что двадцать семь. Или тридцать. Я начал молодым. Я отдал тебе свою молодость, свои лучшие годы. Они ушли, унесенные раздражением, волнением, отсутствием истинного уважения, они были растрачены на субъекта, питающегося мясом и стреляющего сигаретки, как ребенок.
Римо, для которого оказалась сюрпризом осведомленность Чиуна о его курении, быстро ответил:
– Всего-то две штучки! Мне захотелось попробовать, как это будет после стольких лет.
– Ну и как?
– Чудесно, – сказал Римо.
– Ты отказался от дыхательных упражнений, чтобы вдыхать частицы горелого конского навоза? Ведь эти штуки делают из коровьего и конского навоза.
– Из табака. А от дыхательных упражнений я не отказываюсь. Разве нельзя сочетать одно и другое?
– Как же ты теперь будешь дышать? Для дыхания нужен воздух, а твой белый рот теперь занят втягиванием дыма. Это только так говорится, что на сигареты идет табак. На самом деле это испражнения. Так поступают у вас в Америке, это дает большие прибыли, благодаря которым работает вся ваша страна.
– Ты говоришь, как коммунист.
– А они курят сигареты? – осведомился Чиун.
– Да. И у них они точно из дерьма. Я пробовал.
– Тогда я не коммунист. Я просто бедный, непонятый наставник, которому недоплачивают и который не смог добиться уважения от своего подопечного.
– Я тебя уважаю, Чиун.
– Тогда брось курить.
– Брошу.
– Вот и хорошо.
– Завтра.
Перед Чиуном свисали с потолка гимнастические кольца. Не поворачиваясь к Римо, он потянулся к ним. Кольца рванулись в направлении головы Римо, как боксерские кулаки в перчатках. Первым Римо заметил кольцо, подлетавшее справа. Он отскочил влево, чтобы миновать встречи с ним, и получил в лоб кольцом, настигшим его слева. Пока он выпрямлялся, правое кольцо, возвращавшееся обратно, угодило ему в затылок.
Чиун взглянул на него с отвращением.
