количество высказываний о Гете сосредоточено в письмах Чехова того периода, когда созревал и развивался замысел 'Скучной истории', дает право утверждать, что в числе литературных источников, близких автору 'Скучной истории', был прежде всего 'Фауст' Гете - первое глубокое произведение мировой литературы, изображающее философские искания ученого. Доктор Фауст - весь поглощен поисками смысла жизни. Этому подлинному ученому-искателю Гете противопоставил ограниченного педанта в науке и философии - Вагнера.
Впервые в русской критической литературе глубокую трактовку гетевской антитезы - Фауст и Вагнер - дал В. Г. Белинский в статье 'Славянский сборник Н. В. Савельева-Ростиславича' (1845). Белинский писал: 'Через ученость люди доискиваются истины; через ученость доискивался истины Фауст, тревожимый внутренними вопросами, мучимый страшными сомнениями, жаждавший обнять, как друга, всю природу, стремившийся добраться до начала всех начал, до источника жизни и света... Но через ученость же добивался истины и Вагнер, человек узколобый, ограниченный, слабоумный, сухой, без фантазии, без сердца, без огня душевного, прототип педанта... Вагнеров много, и они подразделяются на множество родов и видов...' (В. Г. Белинский. Поли. собр. соч. Т. IX. 1955, стр. 181 - 182.)
Вот эта гетевская антитеза 'учености', блестяще охарастеризованная Белинским, легла в основу чеховского противопоставления ученого-искателя его прозектору-педанту.
Чеховский педант явился разновидностью гетевского Вагнера, как и Фауст явился в известной мере прообразом чеховского старого ученого. Важно отметить, что Чехов, характеризуя своего 'Вагнера' прозектора, пользуется отдельными образными выражениями, совпадающими с характеристикой у Белинского. В статье Белинского читаем: '... Вагнер ограничен и, как говорится, недалек и пороха не выдумает... Вагнер в науке видит не науку, а свою мысль и свое самолюбие. Он... садится на науку, как на лошадь, зная вперед, куда привезет она его...' (В. Г. Белинский. Поли. собр. соч. Т. IX. 1955, стр. 182-183.) В повести Чехова прозектор образно характеризуется так: '...это ломовой конь, или, как иначе говорят, ученый тупица... он пороха не выдумает'.
Совпадает у Чехова с Белинским еще одна, положительная сторона характеристики этого типа ученого. Белинский считает, что и ограниченные люди могут принести известную пользу науке 'эмпирически и фактически', 'очищая старые факты и натыкаясь на новые'.
Чехов говорит о прозекторе: 'Работает он от утра до ночи, читает массу, отлично помнит все прочитанное - ив этом отношении он не человек, а золото... Будущность его представляется мне ясно. За всю свою жизнь он приготовит несколько сотен препаратов необыкновенной чистоты, напишет много сухих, очень приличных рефератов, сделает с десяток добросовестных переводов, но пороха не выдумает'.
Близка была автору 'Скучной истории', герой которой ищет 'общую идею или бога живого человека', и мысль Белинского о том, что 'человек', который посвящает себя науке, не только может, должен быть живым человеком...' (В. Г. Белинский. Поли. собр. соч. Т. IX. 1955, стр. 183.) Все указанные совпадения - идейные, образные, словесные - у Чехова с Белинским дают основание выдвинуть гипотезу, что Чехову была известна и близка та интерпретация идейного смысла 'Фауста' Гете, которую дал Белинский в своей статье. По всей вероятности, великий русский критик помог молодому писателю оформить важную для 'Скучной истории' антитезу двух типов ученых, идущую от 'Фауста' Гете.
Чеховский 'Фауст', как и чеховский 'Вагнер', имея общие черты с героями Гете, содержит одновременно свои особенности, свои приметы, связанные с другой эпохой, другой национальной почвой.
Так Чехов, примкнув к гетевской традиции, наполнил образы своих ученых новым содержанием, выступил как новатор, обогативший старую традицию. Кроме того, Чехов, помимо этих двух основных типов ученых, вывел еще две разновидности ученого, характерные для русских университетов 80-х годов. Это - филолог Михаил Федорович, профессор-скептик, поверхностно относящийся к науке и к жизни, 'помесь философии с балагурством', и докторант-виновник', которого не интересует творческая жизнь в науке; он любит (перефразируя слова Станиславского об искусстве) не науку в себе, а себя в науке; ему нужна только ученая степень и жизненные преимущества, связанные с этой степенью.
* * *
Другим, после 'Фауста' Гете, литературным источником, послужившим творческим стимулом для создания 'Скучной истории' как проблемной повести, нам представляется роман Бурже 'Ученик' (русский перевод романа печатался в 1889 г. в журнале 'Северный вестник').
Совершенно не случайно, что о Бурже и его романе Чехов часто и пространно говорит в своих письмах к А. С. Суворину (начиная с 7 мая 1889 г.) Бурже Чехову импонировал своей талантливостью, умом и образованностью,- теми качествами, которые высоко ценил Чехов в писателе. Чехов писал: 'Бурже увлекателен для русского читателя, как гроза после засухи...'
Увлек Бурже и Чехова-писателя научно-философской проблематикой романа 'Ученик', хотя Чехов далеко не все принимал в этом романе - например, он осуждал претенциозный поход автора 'Ученика' против материалистического направления.
Создавая свою 'Скучную историю', насыщенную философским содержанием и связанную этим содержанием с развитием научной и общественной мысли в России в 80-х годов, Чехов в известной мере использовал и художественный опыт Бурже по созданию проблемного романа.
Пространные рассуждения ученого Сикста, героя 'Ученика' Бурже, о науке и философии, показ в этом романе конфликта между научной деятельностью Сикста, его 'пси-
хологическими экспериментами' я морально-практическими результатами этой деятельности - конфликта, приведшего-ученого с его камерным- кругозором и узостью жизненных связей к моральной депрессии, - все эти особенности романа Бурже заинтересовали Чехова, когда он приступил к созданию произведения научно-философского жанра.
* * *
Вопрос о влиянии 'Смерти Ивана Ильича' Л. Толстого на замысел 'Скучной истории' поставлен был еще в дореволюционной критике. Многие авторы (Батюшков, Струнин, Шестов и др.) говорили о том, что Чехов не написал бы 'Скучной истории', если бы раньше не была написана 'Смерть Ивана Ильича', что профессор у Чехова является отражением образа Ивана Ильича, что рассказ Толстого представляет собою 'общую тему', а 'Скучная история' - вариация, 'частный случай общего правила'.
Высказывалось вместе с тем мнение о большой оригинальности автора 'Скучной истории', у которого было достаточно собственного материала, и потому в помощи он не нуждался.
Предлагалось и компромиссное решение вопроса о влиянии рассказа Толстого на повесть Чехова: несмотря на наличие самобытного материала, едва ли молодой писатель решился бы предстать пред читателями с теми мыслями, которые составляют содержание 'Скучной истории'. Подчеркивалось, что если бы Толстой не проложил пути, если бы Толстой своим примером не показал, что в литературе разрешается говорить правду - правду о чем угодно, Чехову пришлось бы, может быть, долго бороться с собой, прежде чем он решился бы на публичную исповедь.
В советском литературоведении тоже высказывались утверждающие и отрицающие суждения о влиянии 'Смерти Ивана Ильича' на 'Скучную историю'. Советских авторов интересовала не столько проблема влияния, сколько проблема мировоззрения, выдвинутая в 'Скучной истории'.
Нам представляется, что в оригинальном содержании 'Скучной истории' можно установить некоторые следы влияния рассказа Толстого. Эти следы можно обнаружить и в основной сюжетной ситуации - герои обоих произведений перед смертью начинают решать важные вопросы.
жизни, и в противопоставлении героев членам семьи с их эгоизмом и буржуазно-мещанским образом жизни, а глазное - в показе контрастов жизни, в раскрытии диалектики души 'живого человека', борющегося со смертью ради настоящей человеческой жизни, смысл которой огни, герои, напряженно ищут. Основное в обоих произведениях - проблема смысла жизни.
Но в идейном замысле двух сравниваемых произведений находим глубокое различие. А. Толстой решает вопрос о смысле жизни в религиозно-философском плане, в проповеди любви и всепрощения, а Чехов решает тот же вопрос в социально-философском аспекте, в утверждении необходимости для 'живого' человека передового мировоззрения и широкой общественно-полезной деятельности.
* * *
Основным источником материалов и творческим стимулом для автора 'Скучной истории' послужила
