Амелия поцеловала ее безо всякого такого, как девушка девушку.
– Ерунда, – сказал Родригес, – будь спокойна.
Джиния стояла у портьеры; на столе тускло поблескивал грязный стакан и валялись апельсинные корки.
– Когда приезжает Гвидо? – спросила она.
– В понедельник, – сказал Родригес и, указывая на стакан, добавил: – Видишь? Его уже ждет натюрморт.
Джиния улыбнулась и двинулась было к двери.
– Посиди, Джиния. Сядь сюда, на кровать.
– Мне надо бежать на работу, – сказала Джиния.
Но Родригес стал жаловаться, что она разбудила его и даже не хочет побыть с ним минутку.
– По случаю миновавшей опасности, – сказал он.
Тогда Джиния села на краешек кровати, у раздвинутой портьеры.
– У меня сердце болит за Амелию, – сказала она. – Бедняжка. Она так убивается. От сифилиса в самом деле слепнут?
– Да нет, – сказал Родригес, – вылечиваются. Ее всю исколят, кое-где срежут кожу, и, увидишь, этот самый доктор еще ляжет с ней в постель. Можешь мне поверить.
Джиния пыталась сдержать улыбку, а Родригес продолжал:
– Он возил вас на холм?
Разговаривая, он гладил ее по руке, точно кошку по шерстке.
– Какие холодные руки, – сказал он потом. – Почему бы тебе но забраться ко мне под одеяло, чтобы согреться?
Джиния дала поцеловать себя в шею, лепеча «не надо, не надо», потом вся красная вскочила на ноги и убежала.
XIV
Вечером Родригес тоже пришел в кафе и сел за соседний столик с той стороны, где сидела Джиния.
– Ну, как голос? – спросил он не то серьезно, не то шутливо.
Как раз в это время Джиния старалась утешить Амелию, объясняя ей, что от сифилиса вылечиваются, и обрадовалась, когда ей пришлось замолчать. Они с Родригесом едва взглянули друг на друга.
Молчала и Амелия, и Джиния уже собиралась спросить, который час, когда Родригес проговорил ироническим тоном:
– Нечего сказать, хороша, оказывается, ты и малолетних совращаешь.
Амелия но сразу поняла, и в ожидании ее ответа Джиния от страха закрыла глаза. В тот самый момент, когда она открыла их, она услышала угрожающий голос Амелии:
– Что тебе наплела эта дура?
Но Родригес, видно, сжалился, потому что сказал:
– Она пришла ко мне сегодня утром, когда я еще спал, расспросить про тебя.
– Делать ей нечего, – сказала Амелия.
В эти дни Джиния старалась быть очень хорошей, чтобы Гвидо вправду приехал, и опять пошла повидать Родригеса. Уже не утром в студию, потому что боялась, что он начнет к ней лезть, как в прошлый раз, да и не хотела будить этого соню, а в полдень в тратторию, где он обедал и где предстояло обедать и Гвидо, когда он вернется. Траттория находилась на той же улице, где была остановка трамвая, и Джиния зашла туда по дороге поболтать и узнать, что нового. Она вела себя, как Амелия, подшучивала над Родригесом, но он понял ее и больше не давал рукам воли. Они договорились, что в воскресенье она придет в студию немножко прибрать к приезду Гвидо.
– Мы, сифилитики, ничего не боимся, – сказал Родригес. А Амелия туда больше не ходила. Джиния встретилась с ней в субботу после обеда и проводила ее к доктору, который ей делал уколы. Они в нерешительности остановились у подъезда, и под конец Амелия сказала:
– Не поднимайся, а то он и у тебя найдет какую-нибудь хворь, – и, взбегая по лестнице, бросила: – Пока, Джиния. – И у Джинии, до этого такой веселой, защемило сердце, и домой она вернулась подавленная. Даже мысль о том, что послезавтра приедет Гвидо, не утешала ее.
Вот и воскресенье пролетело как сон. Джиния весь день провела в студии – подметала, стирала пыль, наводила порядок. Родригес даже не пытался приставать к ней. Он помог ей вынести на помойку горы бумажных кульков и очисток. Потом они отряхнули от пыли книги, лежавшие в камине, и поставили их на ящик, как на книжную полку. Когда они мыли кисти, Джиния на минуту остановилась как зачарованная: запах скипидара напомнил ей Гвидо, и он так живо представился ей, как будто был здесь, рядом. Родригес с недоумением посмотрел на нее, и она улыбнулась.
– Повезло этому свинтусу, – сказал Родригес, когда Джиния кончила уборку и вышла из-за портьеры с полотенцем в руках. – Ему и не снится, что он найдет здесь такую чистоту и порядок.
Потом они выпили чаю в уголке возле керосинки и стали просматривать папки Гвидо, которые нашли под книгами, но Джиния была разочарована, потому что там оказались только пейзажи и голова старика.
– Подожди, подожди, – сказал Родригес, – я знаю, что ты ищешь.
