Стоянка раскинулась по бульвару в обе стороны. Торговцы называют такие стоянки «жестяным аукционом». Все машины стоят не больше двухсот долларов, и днём цыгане, которые держат эти стоянки, стоят около своих фанерных офисов и курят тонкие длинные сигары.
На таких машинах чаще всего ездят подростки в старших классах. «Gremlin» и «Pacer». «Maverick» и «Hornet». «Pinto» и пикапы «International Harvester». Приземистые «Camaro», «Duster» и «Impala». Машины, которые люди любили, а потом выбросили. Животные в приюте. Платья подружки невесты в комиссионке. Помятые. С серыми, красными, чёрными исцарапанными приборными досками. С наростами на днище, ради которых никто уже не потратится на пескоструйку. Пластмассовое дерево, пластмассовая кожа, пластмассовые хромированные детали. На ночь цыгане даже не закрывают двери автомашин.
Свет фар на бульваре освещает цену, написанную на ветровом стекле «Impala», загибающемся как экран панорамного кинотеатра. Посмотрите на США. Цена — девяносто восемь долларов. Изнутри это выглядит как восемьдесят девять центов. Ноль — ноль — точка — восемь — девять. Америка ждёт твоего звонка.
Большая часть машин здесь стоит около ста долларов, и все машины продаются с надписью «как есть» на окошке водителя.
Мы выбрали «Impala». Раз уж придется спать в машине в субботу ночью, то у этой — самые большие сиденья.
Мы едим китайскую еду, потому что не можем пойти домой. Нужно либо спать здесь, либо торчать в ночном танцевальном клубе. Мы не ходим в танцевальные клубы. Тайлер говорит, что музыка слишком громкая, особенно 6асы, и что они не сочетаются с его биоритмами. Тайлер говорит, что когда мы там были последний раз, у него из-за громкой музыки случился запор. И ещё в клубе слишком громко, чтобы разговаривать. Так что после пары рюмок все чувствуют себя в центре внимания, хотя на самом деле полностью отрезаны от остальных.
Как труп в классическом английском детективе.
Мы спим в машине сегодня ночью потому, что Марла пришла в дом и угрожала позвонить в полицию и потребовать моего ареста за то, что я сварил её мать. А потом Марла бегала вокруг дома и кричала, что я вурдалак и каннибал. И она пинала ногами стопки журналов «Reader's Digest» и «National Geographic». И там я её и оставил. В раковине. В скорлупе.
После ее нечаянного предумышленного самоубийства при помощи «Xanax» в отеле «Regent», я не могу представить Марлу звонящей в полицию. Но Тайлер сказал, что хорошо бы переночевать сегодня здесь. Просто на всякий случай.
Просто на случай, если Марла подожжёт дом.
Просто на случай, если Марла где-нибудь достанет пистолет.
Просто на случай, если Марла всё ещё в доме.
Просто на всякий случай.
Я пытаюсь сконцентрироваться.
Машины едут по бульвару. Пиво в моей руке. В салоне «Impala» с её холодным бакелитовым рулем трёх футов в диаметре. Потрескавшийся винил сиденья колет мой зад сквозь джинсы.
Тайлер говорит: ещё раз. Расскажи мне в деталях,
Неделями я игнорировал то,
Однажды я пошёл с Тайлером в офис «Western Union» и видел, как он посылает телеграмму матери Марлы.
Тайлер показал клерку библиотечную карточку Марлы и подписался её именем на бланке. И сказал, да, иногда Марла — это мужское имя, а клерк может пойти заняться своими делами.
Когда мы выходили из «Western Union», Тайлер сказал, что если я люблю его, я доверюсь ему. Это не было чем-то, о чем мне нужно было знать, сказал Тайлер, и пригласил меня в ресторан.
Что меня по-настоящему напугало, так это не телеграмма, а обед с Тайлером. Никогда,
Тайлер никогда не ел в ресторанах. А Марла не покрывалась морщинами.
Без всякой причины Тайлер послал матери Марлы пятнадцатифунтовую[70] коробку шоколадных конфет.
Еще один вариант, как эта субботняя ночь могла быть хуже, сказал мне Тайлер в «Impala», это бурый паук-отшельник. Когда он кусает тебя, он впрыскивает не просто яд, а пищеварительный энзим[71], кислоту, которая разъедает ткани вокруг укуса, практически растворяя твою руку, или ногу, или лицо.
Тайлер прятался, когда все это началось. Марла появилась в доме. Без стука.
Она заглядывает во входную дверь и кричит «тук-тук».
Я читал «Reader's Digest» на кухне. Я в замешательстве.
Марла крикнула: Тайлер! Можно мне войти? Ты дома?
Я ответил: Тайлера нет дома.
Марла сказала: не злись.
Я у входной двери. Марла стоит в прихожей со срочной посылкой «Federal Express» и говорит: мне нужно кое-что положить в твою морозилку.
Я иду за ней по пути на кухню и говорю, нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Она не будет держать свои вещи в этом доме.
Но, милый, говорит Марла, у меня нет холодильника в отеле, так что ты мне разрешил.
Нет, я не разрешал. Последнее, что мне придет в голову, это чтобы Марла переезжала в дом, по частям перевозя всё своё дерьмо.
Марла открывает посылку на кухонном столе, достает из пластиковой упаковочной пены что-то белое и сует это белое мне под нос.
Это не дерьмо, говорит она. Ты говоришь о
Когда Марла достает это из посылки, это оказывается бумажный пакет белого вещества, которое Тайлер вываривает, чтобы сделать мыло.
Могло быть хуже, говорит Тайлер. Ты мог случайно
Когда мы с Марлой стояли в кухне, я больше всего на свете не хотел, чтобы она открывала холодильник.
Я спросил, что она собирается делать с этой белой штукой.
Парижские губы, сказала Марла. Когда стареешь, твои губы втягиваются внутрь. Я собираю это для коллагеновой инъекции в губы. У меня уже почти тридцать фунтов коллагена в твоей морозилке.
Я спросил,
Марла сказала, что пока не может решиться на операцию.
Эта штука в пакете «Federal Express», говорю я Тайлеру в «Impala», это то же самое, из чего мы делаем мыло.
С тех пор как силикон оказался опасен, коллаген стал популярным средством для разглаживания морщин, или увеличения губ, или коррекции обвисших подбородков. Как объяснила Марла, коллаген, который можно достать задёшево, делают из говяжьего жира, который стерилизуется и обрабатывается. Но этот дешёвый коллаген не удерживается в организме долго. Куда бы его ни ввели, — например, в губы, — твоё тело отторгает его, и он выводится из организма. Через шесть месяцев у тебя тонкие губы. Опять.
