Тимур оступился. Шлепнулся на колено, скользнул ладонью по влажной колее, чуть не выронил обрез. Вскочил как ошпаренный.
— Вы чё творите, твари! — донёсся от автобуса истошный рёв. — Сапог, они Мосла кончили! Вали сволоту!
Мазила выронил пистолет и понёсся прочь.
Раскат грома слился с оглушительной автоматной очередью.
Тимур сам не понял, как его вынесло на грунтовку. Опомнился он уже на полном ходу, перебирающий ногами с такой невероятной скоростью, что казалось, ещё чуть-чуть — и земля полетит из-под ног комьями, как за буксующей машиной. Воздух врывался в лёгкие ритмичными толчками, обжигая и едва успевая поделиться кислородом.
Ворожцова и девчонок они с Мазилой догнали меньше чем за минуту. За это время прогрохотало несколько очередей. Казалось, что следующая пуля вопьётся в спину.
Ноги несли Тимура сами. Пробегая мимо Леси, он машинально схватил её за руку и поволок за собой. Девчонка пискнула от боли, но времени на объяснения не было.
Тимур только и успел выдохнуть:
— Ворожцов… Казарезову…
Ботан махом усёк, что нужно делать. Взял Наташку за рукав и потащил. Та не стала упираться: побежала за ним как заведённая и забормотала что-то себе под нос.
Оказавшись среди деревьев, Тимур быстро приметил тропу, уходящую вглубь между распадками.
— Туда! — сипло крикнул он, дёргая Лесю.
Мазила взобрался на пригорок и нырнул вниз за секунду до того, как треснула следующая очередь. Рядом с ним подломилось молодое деревце. Мелкого накрыло сыпанувшим во все стороны дождём хвои. С перепугу он выругался и ломанулся дальше.
Тимур выбежал на тропу и вытянул за собой Лесю. Она больше не вырывалась, понимая, что нужно держать за руку более сильного, чтобы не отстать.
Ворожцов с Казарезовой скакали позади.
Становилось темнее. Верхушки сосен раскачивались над головой, стоная и скрипя.
Скорее! Уйти подальше! Затеряться в этом лесу! Закопаться, затаиться!
Тимур чувствовал, как вздрагивает Лесина рука. Девчонку трясло от страха, но успокаивать её было некогда.
— Давай, давай, — поторопил Тимур Ворожцова, стараясь выровнять дыхание. — Успеем вильнуть за овраги — уйдём!
Сзади послышался хруст веток и резкий клацающий звук. Тимур побежал ещё быстрее, хотя казалось, что организм и так работает на пределе. Ан нет! Открылись какие-то резервные силы.
Он так рванул Лесю за собой, что она вскрикнула.
Захлопали выстрелы. Одиночные, но от того пугающие ещё больше. Громкие звуки, убегающие вдаль дробным эхом, словно метроном отсчитывали время.
Хлоп. Хлоп. Хлоп.
Тимур уже дотянул Лесю до первого поворота, когда что-то заставило его остановиться. Это было сродни удару молота. Какая-то внутренняя пружина вдруг распрямилась, поставила барьер, вынудила проехать юзом по влажному дёрну, крепко обхватить Лесю и застыть.
Это сработало как аварийный тормоз. На уровне подсознания и инстинктов, в обход рассудка, вопреки здравому смыслу.
В небе метнулась молния, выбелив на миг всё вокруг контрастным свечением.
Мир будто бы поставили на паузу…
Перекошенное лицо Леси перепачкано грязью. Бесполезный обрез в левой руке бликует в глянце молнии. Из-под ботинка бегущего Мазилы летит шмат гнилых сосновых иголок. Ворожцов крепко держит Наташку за руку, на его шее вздуты жилы, а побелевшие пальцы застыли в мёртвой хватке…
Свечение в небе погасло так же резко, как появилось.
И застывший мир пришёл в движение.
Хлоп.
Голову Казарезовой дёрнуло в сторону. Из правого виска брызнул тонкий фонтанчик, и девчонку, словно тряпичную куклу, снесло в овраг.
Ворожцов даже не сразу понял, что случилось. Его рука, ещё мгновение назад сжимавшая ладонь Казарезовой, оказалась пуста. Она даже сохранила ту форму, которую приняла, когда их пальцы сцепились. Но теперь там ничего не было.
Тимур продолжал стоять на месте и прижимать к себе Лесю. Не в силах пошевелиться, не в силах поверить своим глазам, не в силах даже закричать.
Он просто стоял и смотрел на следы, оставленные Наташкиными кроссовками.
Смотрел сквозь то место, где только что была девчонка, с которой проучился не один год. Вздорная и глупая, настырная, красивая Наташка…
Пальцы Ворожцова наконец сжались.
Схватили воздух.
И в этот момент вместе с оглушительным раскатом грома сверху рухнул ливень. Не мелкими каплями, не постепенно расходясь. Сразу. Стеной. Холодной водяной стеной он упал на проклятый лес. Смел страх и боль. Оставил где-то под вздрагивающим сердцем звенящую пустоту.
Так иногда бывает, если гроза запаздывает. Редко, но бывает.
Глава седьмая. Среди дождя
Дождь хлестал тугими холодными струями, сбивая с ног, смывая ужас происходящего. Если бы не ливень, Ворожцов, наверное, не двинулся бы с места, а так и стоял бы, пока его не пристрелили там же, где Наташку…
Он сглотнул, давя то чувство, что ворочалось в груди и рвалось наружу. Если бы оно вырвалось, то с криком, а кричать сейчас было незачем. Несмотря на то, что вокруг снова никого не было.
Ворожцов не смог бы объяснить, откуда он это знает или как чувствует, но в какой-то момент он совершенно точно понял: они убежали. Сначала прекратили стрелять. Потом отстали шлепки тяжёлых армейских ботинок, растаял запах пороховой гари, отдалилось злое хриплое дыхание, что чувствовал затылком. Чувствовал ли? Или додумал его себе?
Мысли путались. Чувства перемешались. Он не понимал, хочет ли бежать без оглядки, или спрятаться, забиться в угол и выплакаться от отчаяния. А может, развернуться и пойти убивать тех, кто…
Ворожцов снова увидел выскользнувшую из его хватки Наташку. Вот они бегут вместе, а вот уже он один. А она уже не жива. Она летит куда-то, по самостоятельной траектории. И траектории их больше не пересекутся. Никогда. Потому что он живёт дальше, а она…
Пальцы рефлекторно стиснули воздух. Перед внутренним взором неожиданно возник Павел. Это было вроде бы недавно, но теперь казалось, что прошла уже бездна времени…
…Павел стоит в дверях. Грязный, ободранный. Щёки впалые, небритые. Под глазами тёмные круги. В лице появилось что-то острое, птичье. И рюкзак истощал вместе с ним. Волосы перемазаны серым. Пыль, что ли?
Брат выглядит так, словно с момента его отъезда прошло десять лет. Но прошло всего полторы недели.
Ворожцов отходит в сторону. Неловко улыбается. Такого брата он видит впервые в жизни. Понимания, как сейчас себя правильно повести, нет. И он отступает. Павел продолжает стоять на пороге.
— Родители дома? — спрашивает он наконец.
— Нет, — мотает головой Ворожцов. Отвечать на вопросы сейчас проще, чем задавать их. — Папа на
