— Я бы хотел, чтобы ты не употреблял этого слова, Генри, — сказал Папа. Оно такое же бессмысленное, как и то глупое слово, которое подцепила Миа. Как сказал тот мальчик?
— Хапуги.
— М-м-м, да. Оно самое. Для обмена оскорблениями нет причин. У нас свой образ жизни, у них — свой. Я бы не стал жить, как они, но не уважать людей только из-за этого мне кажется непорядочным. Я уверен, среди них есть и хорошие люди.
— Это все потому, что у них нет будущего, — повторил мистер Табмен. — Держу пари, именно сейчас Дженнаро жалуется своим, что ты его надул.
— Может быть, — согласился Папа.
— Но ты ведь не обманывал его, Папа? Он же был счастлив, что вы готовы заключить с ним сделку.
— Откуда ты знаешь?
— Услышала, когда вы приехали.
— Отсутствие перспективы, — опять сказал мистер Табмен. — Он отвратительно торгуется, и испугался, что твой отец разозлится из-за твоего приключения. Дженнаро сдался раньше, чем должен был. Тогда-то он был счастлив, но сейчас уже жалеет, что продешевил.
Папа кивнул и снова набил трубку.
— Не вижу никаких причин беспокоиться за него о его интересах. Моя точка зрения — чем меньше мы делаем для колонистов, тем быстрее они научатся следить за собой сами. И это будет для них наилучшим выходом. Тут у меня разногласия с мистером Мбеле. Он верит в исключения из правил, он хочет, чтобы мы относились к колонистам лучше, чем к себе. Я этого не могу принять.
— Должен признаться, Майлс, я научился торговать, наблюдая за тобой, заметил мистер Табмен.
— Спасибо, Генри. Но ты станешь плохим торговцем, если будешь недооценивать людей, с которыми имеешь дело. И ты, Миа, допустишь ошибку, если недооценишь такого человека, как мистер Мбеле. Его принципы светлы, но часто он видит лишь один путь к цели.
Мистер Табмен через несколько минут отошел и подсел к игрокам в карты. Я решила пойти наверх.
Я встала, и Папа, вынув изо рта трубку, взглянул на меня. Трубка погасла, но он этого не замечал.
— Идешь послушать еще одну сказку?
— Не знаю… Может быть, — ответила я и, поднявшись в купол, оставшуюся часть перелета провела с Джорджем.
Итак, я вернулась домой, в Гео-Куод. Обдумав со временем происшедшее, я поняла, в чем заключались, по крайней мере, некоторые из моих ошибок. Но не почувствовала стыда.
Я сидела в неудобной позе в большом и мягком кресле и ждала Джимми Дентремонта. Я особенно не волновалась, испытывая лишь некоторую неловкость. Гостиная инта Гео-Куода, в которой я сидела, была очень похожа на гостиную моего собственного бывшего интерната. Сходство не раздражало, но я была тут посторонней — и оттого чувствовала себя скованно. Если вы не поняли этого до сих пор, то я должна сказать, вернее, напомнить, что всегда предпочитаю быть хозяйкой положения.
Комната была обставлена неплохо, но как-то безлико. Индивидуальность помещения возникает обычно вследствие личной привязанности к нему хозяина, его заботы, его интереса, и в чем большей степени комната является общей, тем менее она индивидуальна. Моя собственная комната у нас в доме гораздо индивидуальней нашей гостиной, а та, в свою очередь, индивидуальней, чем спальня в этом инте (я, правда, их не видела, но отлично помнила, как выглядят спальни в интернате) и тем более чем комната, в которой я сидела сейчас. А если вы находитесь в казенных до отвращения четырех стенах, в которых к тому же присутствуют знакомые друг с другом, но совершенно посторонние для вас люди, то чувство отчужденности усиливается во много раз.
Войдя и оглядевшись, я остановила какую-то малолетку, девочку лет восьми, из местных.
— Где тут Джимми Дентремонт?
— Должен быть наверху, — ответила она.
Неподалеку от двери находился щит связи — специально для посетителей, вроде меня. Отыскав имя и фамилию Джимми в списке, я дала два длинных звонка и один короткий.
Обычно именно Джимми заходил за мной по пути к мистеру Мбеле — ему было почти по дороге. Но сегодня я сама зашла за ним — я хотела с ним кое о чем поговорить.
— А, привет, Миа, — сказал Джимми, появившись на экране щита.
— Привет, — ответила я.
— Что ты здесь делаешь?
— Хочу с тобой поговорить. Давай одевайся и спускайся вниз.
— Ладно, только погоди немного, я что-нибудь на себя наброшу. — Джимми отключился, и его изображение растаяло.
Вот тогда-то я выбрала кресло и стала ждать.
В инте Джимми жил недолго, всего год с чем-то. Его рождение было спланировано Корабельным Евгеником — родители Джимми почти не знали друг друга. Потом он жил с матерью — до одиннадцати лет, когда она вдруг решила выйти замуж, и тогда Джимми по собственному желанию перебрался в интернат. Не хотел путаться под ногами, — объяснил он мне. — Я иногда захожу туда по вечерам. И с отцом тоже вижусь, время от времени.
Наверное, только потому, что Джимми мог вернуться к матери, если бы захотел, он и не находил жизнь в интернате угнетающей. На интернат он смотрел как на временное пристанище, в котором можно пожить, пока не вернешься с Испытания и не поселишься в собственной квартире. Но в разговорах с ним я старалась не углубляться в эту тему — не потому, что боялась задеть его, а потому, что это было неприятно мне самой.
Дети в гостиной играли в какую-то настольную игру, а я сидела в своем кресле и наблюдала за теми, кто играл, и за теми, кто следил за игрой, и за теми, кто просто проходил мимо. Но за мной не наблюдал никто.
Джимми спустился через несколько минут, и я встала с кресла, готовая сразу отсюда исчезнуть. И уже на ходу спросила:
— Джимми, не хочешь ли ты отправиться со мной в пятницу? Это очень важно.
— Куда отправиться?
— Что значит «куда»?
— Миа, ты же знаешь, — сказал Джимми, — я поеду с тобой, куда бы ты ни предложила. Просто назови место и скажи, как туда добраться.
— Счастье твое, — ответила я, — что я слабее тебя. Было б у меня сил побольше, я бы тебе врезала. Нечего умничать.
— Ладно. Так куда ты все-таки собираешься?
— Ты разве не знаешь, о чем я говорю?
— Нет. — Джимми покачал головой.
Достав пришедшую вчера повестку, я развернула ее и протянула ему. В повестке значилось, что в среду мне предстоит медосмотр, а в пятницу — надлежит вместе с другими ребятами явиться на первую встречу класса выживания у Пятых Ворот, Третий Уровень.
Эта первая встреча моего класса выживания приходилась на 3 июня 2198 года. Физическая подготовка продлится ровно полтора года, и только потом нас высадят на какую-нибудь из планет-колоний на Испытание. Ни в одном законе не говорится, что ребенок обязан посещать занятия в классе выживания, но практически все пользуются преимуществом, даваемым тренировкой. В жизни очень редко удается выбрать наилучший курс — и это один из тех случаев, когда сомнения излишни. Вас не просто выбрасывают погибать на планете, сначала вас полтора года муштруют, и Испытание лишь показывает, какую пользу принесла вам эта муштра.
Новые классы формируются каждые три-четыре месяца, последний образовался в марте, так что повестка не была для меня неожиданностью. Поскольку Джимми тоже родился в ноябре, как он поспешно сообщил мне при первой нашей встрече, то я ожидала, что мы с ним окажемся в одном классе выживания.
