И, если уж до конца быть честной, мне не хотелось идти туда в пятницу одной.
— Я ничего не знал, — удивился Джимми. — Мне, значит, тоже должна была прийти повестка. Когда ты ее получила?
— Вчера. Я думала, что ты позвонишь мне насчет своей, но ты не позвонил.
— Подожди здесь, я сейчас все узнаю, — сказал он и пошел искать воспитательницу.
Он вернулся через несколько минут, держа в руке повестку — точную копию моей.
— Вот. Я просто ее не искал, а воспитательница и не подумала мне сказать.
Было в Джимми одно качество, которое меня ужасно раздражало, но которым я одновременно восхищалась. По крайней мере дважды я звонила Джимми и оставляла ему сообщения. Один раз я просила его позвонить мне, когда он вернется, в другой — чтобы он передал мистеру Мбеле, что я не смогу прийти на встречу. Но ни разу Джимми не выполнил моих просьб, он просто не поинтересовался — есть ли для него что-нибудь. Это возмутительно и вместе с тем странно привлекательно как беззаботно человек может относиться к чужим просьбам: Джимми просто заявил, что был занят, и недосуг ему было утруждать себя подобными вещами.
Моя идея отправиться в пятницу вместе на Третий Уровень Джимми понравилась. К этому времени мы еще не стали близкими друзьями — был элемент антагонизма, — но мы уже хорошо знали друг друга, учились у одного наставника, мистера Мбеле, и я не имела ничего против, чтобы мы с Джимми встретили новую ситуацию вместе.
— Ты помнишь, как после Грайнау я рассказывала вам с мистером Мбеле о том мальчике и его сестре? — спросила я, когда мы шли по коридору к квартире мистера Мбеле.
— Это у которых дурацкие о нас представления?
— Да. Он, например, утверждал, что мы на Корабле все время разгуливаем голыми. Я возражала, конечно. Я вообще на все возражала… Но что бы сказала, если бы они оказались здесь и увидели бы тебя по видику даже без носок?..
— Тогда они, наверное, подумали бы, что совершенно правы, — рассудительно заметил Джимми.
— Но они же не правы!
— Не знаю. Я же был голым.
— Ну и что! Ты был в своей комнате. Я дома тоже хожу голая. Но они-то говорили, что мы вообще не носим одежды.
— Так ведь, — Джимми усмехнулся, — если нам хочется ходить голыми, почему нам этого не делать? — Он начал стаскивать через голову рубашку. — Я считаю, что мы можем себе позволить быть такими, какими нам хочется быть. И от того, что они о нас думают, мы не становимся хуже. Разве не так?
— Не извращай, — сказала я.
— Ходить голым — это извращение?
— Дурацкое твое упрямство! Ты собираешься есть землю только потому, что они думают, будто мы ее едим? Зря я вообще завела с тобой этот разговор. Просто мне показалось, что тут есть какое-то несоответствие.
— Несоответствие, — поправил Джимми, ставя ударение на тот слог, где ему полагалось быть.
— Какая разница, — огрызнулась я.
Иногда я действительно по-глупому ошибаюсь, употребляя слова, которые где-то читала, но никогда не слышала, как правильно их произносить. Так бывает еще и потому, что разговаривать приходится не с теми людьми — и не о том. И наверное, вернувшись домой с Грайнау, я сделала очередную ошибку, сразу же рассказав Джимми и мистеру Мбеле, что я на самом деле думаю о грязеедах.
— Они действительно воняют? — спросил мистер Мбеле.
Мы с Джимми сидели на кушетке в его квартире. В руках у меня была записная книжка с пометками о темах и книгах, которые я хотела бы обсудить. Сообразив, что вряд ли я смогу по-настоящему доказать правоту своих слов, я дала задний ход:
— Не знаю. Но все говорят, что они воняют. И мне не понравилось то, что я там увидела.
— Почему же? — спросил Джимми.
— Это серьезный вопрос или ты просто меня подначиваешь?
— Мне тоже интересно, Миа, — сказал мистер Мбеле. Тут-то я точно знала, что вопрос задан всерьез. Мистер Мбеле никогда не натравливал нас друг на друга.
— Не знаю, — сказала я. — Мы просто не поладили. У меня должна быть более веская причина для неприязни?
— Конечно, — заявил Джимми.
— Ну, если ты так считаешь, — сказала я, — то давай назови мне хоть одну такую вескую причину. А я послушаю.
Джимми пожал плечами, вид у него был смущенный.
— У тебя их нет, — заявила я. — Просто я сказала то, что ты не приемлешь. А я просто не переношу грязеедов. И если я захочу, то мне никто не запретит сказать, что от них смердит.
— Может, ты и права, — неохотно согласился Джимми.
— Гм-м, — произнес мистер Мбеле. — Миа, а что, если в твоих словах истины нет? Что, если твои слова причиняют боль другому человеку? Что, если ты просто возвеличиваешь себя, унижая других?
Я промолчала.
— Ты согласна, что это было бы не лучшей политикой?
— Надо полагать.
— Так вот, запомни, — сказал мистер Мбеле. — Заявлять, что колонисты воняют, — просто самооправдательный миф, изобретенный для того, чтобы дать нам возможность чувствовать моральное превосходство и свою абсолютную правоту. Коей нет. Твое заявление помешает мне теперь выслушать действительно веские аргументы, которые ты могла бы привести. И это не принесет тебе пользы.
Джимми следил за нашим спором.
— Понятно, — сказал он. — Я могу не любить людей, но зачем же их оскорблять?.. Я не обязан оправдывать свою неприязнь к ним, но обязан оправдывать свою сварливость. Так?
— Это немного упрощенно, — заметил мистер Мбеле.
На мгновение я сорвалась с крючка, и поскольку меня осенила одна мысль, я тут же ее выложила:
— А как быть с людьми, которых тебе следовало бы любить, но ты их не любишь и, наоборот, с людьми, которых ты любишь, хотя их вовсе не за что любить?
— Не понял, — сказал Джимми.
— Ну, например, мы с тобой во всем согласны, и я тебя уважаю, и ты мне никогда не делал гадостей и не злословил за моей спиной без причин — и все же я тебя не выношу. Или, скажем, есть некто, полная противоположность натуральная сволочь, крыса, человек, который любую подлость сделает, если увидит в этом свою выгоду, — но все равно он мне нравится. Можно ли отделять приязнь от поступков человека?
Мистер Мбеле улыбнулся, словно его забавляло направление, в котором шел разговор.
— А ты сама их разделяешь?
— Думаю, да, — ответила я.
— Джимми?
Джимми с минуту помолчал, размышляя, но я уже знала его ответ, ибо только что нашла его сама. Все разделяют. Иначе не было бы в мире очаровательных, принимаемых обществом негодяев.
— Да, наверное, — ответил Джимми.
Я указала им на ошибку:
— По-моему, вопрос был — нужно ли их разделять?
— Есть ли здесь какая-то разница? — спросил мистер Мбеле.
— Вы имеете в виду, что с этим все равно ничего не поделаешь?
— Нет, — пояснил мистер Мбеле. — Речь о том, влияют ли твои чувства на твои суждения о людях…
— Алисия Макриди?! — догадался Джимми. — Говорят, ее все любят и жалеют. Повлияет ли это на
