решение Ассамблеи?
Алисия Макриди была женщиной, носившей незаконного ребенка. Совет долго решал, что предпринять в этом случае, но Макриди явно рассчитывала на более снисходительное к себе отношение, если дело будет рассматривать не Совет, а Корабельная Ассамблея. Совет на это согласился, он должен был так поступать в особо трудных и важных делах.
Корабельная Ассамблея — общее собрание всего взрослого населения Корабля, которое собирается в амфитеатре на Втором Уровне. Там проходит общее голосование. Поскольку Макриди была известной особой — хотя я о ней даже не слышала до всего этого дела, — она хотела встретиться лицом к лицу с Ассамблеей, надеясь, что там с ее популярностью посчитаются больше, чем посчитались бы в Совете.
— Хороший пример, — согласился мистер Мбеле. — Я не знаю, чем это кончится. И раз вы не можете пока присутствовать на Ассамблее, я бы посоветовал вам следить за происходящим по видео. Тогда мы сможем в следующий раз обсудить ее решение. Но это лишь часть гораздо более серьезной проблемы: что является основой человеческого поведения? То есть этики. Это то, с чем ординологу, — кивок в сторону Джимми, — или синтезатору, — кивок мне, следует основательно познакомиться. Для начала я вам дам названия книг. Уделите им время, а когда решите, что готовы поговорить, дайте мне знать.
Мистер Мбеле подошел к книжной полке и стал называть нам книги и авторов эпикурейцев, утилитаристов, стоиков, философов силы и прочих, не считая гуманистов нескольких направлений и всевозможных религиозных этических систем. Если бы я знала, что все это станет результатом одного- единственного моего необдуманного замечания, я никогда не раскрыла бы рта. Может быть, в том и заключался урок, но если даже так, я все равно его не усвоила. Я по-прежнему склонна открывать рот, где не надо, и втравливать себя в неприятности.
Первого июня, в среду, я отправилась к доктору Джерему. Сколько я себя помню, раз или два в году я посещала его кабинет обязательно.
Он был среднего роста, склонный к полноте, и, как и большинство докторов, носил бороду. Борода была черная. Однажды, еще совсем маленькой, я спросила у доктора Джерема — зачем он носит бороду, и он ответил:
— Затем, чтобы мои пациенты чувствовали себя увереннее. Или, наоборот, чтобы я чувствовал себя увереннее с ними. Я даже затрудняюсь сказать, кому она больше нужна.
Обследуя меня, он, как всегда, болтал, извергая ровным басом поток острот, направленных наполовину в меня, наполовину в себя. Наверное, он делал это специально — пациенты успокаивались, как успокаивается норовистый жеребенок от голоса всадника. Такова была профессиональная манера доктора Джерема.
— Великолепно! Отлично! Ты здорова. В хорошей форме. Вдохни. Теперь выдохни. Хорошо. Хм-гм. Да, замечательно…
Иногда возникает вопрос: насколько можно доверять словам докторов? У них есть свои этические правила — сколь много о вашем состоянии они имеют право вам сообщить. Но у меня не было причин не верить доктору Джерему, я действительно чувствовала, что абсолютно здорова и нахожусь в отличной форме. И перед классом выживания мне не нужно никакого лечения. Что называется полная кондиция.
— Всегда приятно с тобой встретиться, Миа, — сказал доктор Джерем. — Хотел бы я, чтобы все мои пациенты приходили ко мне в таком добром здравии. У меня тогда было бы немного больше свободного времени.
Он сообщил мне еще одну вещь. Измерив мой рост, он сказал:
— Ты подросла на три дюйма с тех пор, когда была здесь в последний раз. Молодец!
Три дюйма.
Я не знала, чьих рук это дело — Папы или Природы, но услышать это мне было приятно.
К Входным Воротам № 5 на Третьем Уровне мы с Джимми прибыли минут за десять до назначенного времени. Дверь челнока скользнула в сторону, мы вышли из кабины, и она, словно лифт, ушла, вызванная с другого Уровня. Рядом с нами в ожидании вызова стояли кабины горизонтального сообщения. Двустворчатые двери станции были раскрыты. Надпись над ними гласила: ВХОДНЫЕ ВОРОТА № 5, ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ, ПАРК. Через открытые двери видна была освещенная искусственным светом трава, а за воротами толпились ребята примерно моего возраста.
— Вот они, — сказал Джимми.
Третий Уровень разделен на три различных зоны. В первой, культурной зоне, производится пища, кислород и корм для скота. Говядина — единственное наше натуральное мясо; искусственное выращивается от культур в баках, которые находятся тут же, на Третьем Уровне.
Вторая зона — это парк. Здесь есть деревья, озеро, цветы, степь, места для пикников, для прогулок пешком и верхом — то, чего можно было бы пожелать на любой планете.
Последняя зона — дикая местность. Во многом она похожа на парк — но гораздо опасней. Как значилось на картах, здесь водились дикие звери, а за растениями никто не ухаживал, и они росли, как им заблагорассудится. Эта зона предназначалась для охоты, для испытания риском и обучения подростков местность таила в себе множество всевозможных неожиданностей.
Я еще ни разу там не бывала, только в аграрной зоне и в парке.
— Пошли? — предложила я.
Мы прошли сквозь дверной проем, затем через короткий десятифутовый туннель; прозрачные ворота раскрылись — и перед нами предстал лес, конюшни, кораль среди деревьев и домик с приподнятой двухскатной крышей — в нем находились раздевалки и душевые.
Только здесь, на Третьем Уровне, можно было по достоинству оценить размеры Корабля. В других местах повсюду вас окружают стены, здесь же ничто не ограничивало поля зрения. До ближайшей точки, где потолок и почва упирались в борт Корабля, пролегали от нас целые мили. Потолок находился футах в трехстах над головой, и нужен был острый глаз, чтобы разглядеть разбрызгиватели и прочие детали оборудования.
Труба челнока поднималась за нашими спинами со станции, исчезая в потолке высоко вверху. Горизонтальная линия челнока была не видна, она проходила глубоко под землей.
Двух часов еще не было, и ребята, которые прибыли сюда раньше нас, столпились у кораля, наблюдая за лошадьми. Среди них я узнала Вени Морлок, но не удивилась — она была лишь на месяц старше меня, и я ожидала, что на Испытание мы полетим в одной группе.
Со станции челнока стали появляться и другие ребята. Мы с Джимми прошли вперед, присоединившись к тем, кто разглядывал лошадей. В юном возрасте я не научилась ездить верхом, как когда-то научилась плавать, почему-то не возникло в том особой нужды. Но у меня не было перед лошадьми панического страха, я их просто остерегалась, предпочитая обходить стороной.
И сейчас тоже смотрела на них издали. Но была в группе девочка, которая, нисколько не боясь, протянув руку через ограду, поглаживала одну светло-чалую кобылу. Было видно, что это нравится им обеим.
Высокий, крепко сбитый парень, стоявший неподалеку от нас, посмотрел на нее и сказал:
— Терпеть не могу таких молокососов, как эта Дебби.
Мгновение спустя раздался металлический звук — словно кто-то дунул в свисток. Я глянула на свои часы — ровно два.
На единственной ступеньке домика раздевалок появились двое мужчин. Один из них, который был помоложе, лет сорока пяти, в руке держал свисток. — Сюда! — раздраженно позвал он. — Идите сюда!
Он был среднего роста, темноволосый, с гладким лицом. В другой руке он сжимал какой-то список. Он очень походил на человека, который всю жизнь тратит на всякие списки. Есть, знаете, такие люди, они не получают от жизни никакого удовольствия, если не могут все спланировать наперед, а потом ставить галочки, когда выполнен очередной пункт.
Мы собрались вокруг, и он зашуршал своей бумагой.
Второй мужчина выглядел и вел себя гораздо спокойнее. Он тоже был среднего роста, но стройнее, на лице его было больше морщин, а в одежде — куда меньше официальности.
— Отвечайте, когда назовут вашу фамилию, — велел тот, что был помоложе, и начал зачитывать свой список, составленный по алфавиту — от Аллена до Юнга. Рослый парень, который не испытывал энтузиазма по отношению к молокососам, оказался Робертом. Всего в списке было примерно тридцать
