который снился ей в первую ночь в Блад Холле. Он касался ее, гладил. Он сделал ее другой, какой она никогда не была в своей жизни и уже никогда не будет. Только она не видела его лица.
Не сошла ли она с ума? Не был ли этот новый узел эмоций желаемым продолжением ее мечтаний? Но нет, нога, лежащая рядом с ее ногой, была теплая, мускулистая, пульсирующая жизнью. Он был и тогда и теперь реальным, теплым и твердым. Она прижала его голову к своей груди, ощущая его дыхание на своей коже.
В эту ночь они еще занимались любовью, не говоря друг другу ни слова. В этом не было нужды.
Между ними уже существовало то взаимное влечение, которое не требует никаких слов. Он взял ее на этот раз медленнее. Теперь им не мешали ни торопливость, ни ее страх перед неизведанным, сопровождавшие первое соитие. Он овладевал ею своим языком, губами и руками так, что она корчилась, умоляла и приходила в исступление, затем происходил взрыв. А потом их тела слились, уставшие от пароксизма страсти, и они оба погрузились в тихий сон…
Он зашевелился, царапнув своей щекой ее нежную грудь.
— Джилли? — произнес он тихо.
— Да, любимый.
Он улыбнулся:
— Джилли, я должен спросить тебя кое о чем.
— Спрашивай.
— Расскажи мне о мужчине, который обидел тебя.
12
Джилли слышала его вопрос, но не хотела говорить об этом или вообще о чем-то, оставшемся за стенами этой тихой комнаты. Инстинкты предупреждали ее, что лучше отгородиться от мира. Если она начнет говорить о своей прошлой жизни, это может разрушить нынешнюю. Нет, она не будет делать этого.
— Ты не должна бояться говорить со мной, Джилли. Я знаю все, что мне необходимо для того, чтобы любить тебя. Я только хочу понять, как помочь тебе.
Его нежные, пылкие слова поколебали ее решимость. Она доверила ему свое тело, как же она может не доверять ему и не поделиться своими секретами? Кроме того, многие в Лондоне знают подробности ее скандального поведения. Тогда в чем же беда?
— Был скандал… — Она сделала судорожный вздох и почувствовала, как он поощряюще сжал ее руку. — Это касалось мужчины, который ухаживал за мной и о котором я думала, что он меня любит. Он женился на другой.
— Это было неприятно для тебя? — Его тон был нейтральным, в нем не было ни симпатии, ни жалости.
— Это было ужасно! Он посмеялся надо мной, над моими чувствами.
— А почему ты ему это позволила?
— Я не позволяла! — Она попыталась отодвинуться от него, но он быстро этому воспротивился, положив свою ногу на ее бедра, а его рука сильнее обняла ее талию. — Он использовал меня, — прошептала она, былая боль смыла радость только что пережитых мгновений. — Он надеялся жениться на другой, но ему нужно было большое приданое.
— Ну и?
— Он ухаживал за мной, а сам в это время занимался любовью с другой.
— Но ты должна была подозревать это?
В ее глазах стали скапливаться слезы.
— Что подозревать? Что он на самом деле никогда по-настоящему не желал меня, что я слишком некрасива и не женственна, чтобы вызвать страсть герцога?
— Он не любил тебя. Ты ощущаешь то, что происходит между нами? Что-нибудь похожее ты испытывала по отношению к герцогу?
— Не знаю. Впрочем, да, я… ничего похожего я не испытывала. — Она отчаянно затрясла головой. — Но между нами и ничего похожего не было. У нас никогда не было случая.
Его смешок смутил ее.
— О, Джилли, мужчина и женщина, которые хотят быть вместе, как мы сейчас, всегда найдут такую возможность. Ты не чувствовала по отношению к нему того, что чувствуешь ко мне, я знаю, хотя ты и не говоришь об этом. Тогда встает вопрос, неужели у тебя не хватило ума догадаться, что эта скотина охотится за тобой ради твоих денег?
Его обвинение заставило ее задохнуться от возмущения.
— Ты называешь меня дурой?
— Любая женщина, если она прислушивается к своему сердцу, знает, когда ее любят и когда обманывают.
— Откуда ты знаешь?
— Мужчины в этом отношении ничем не отличаются от женщин. Обманываются в отношении любви только те, кто позволяет обмануть себя.
— Значит, ты говоришь, что я обманывала себя. — Она высвободила свои пальцы из его руки. — Вероятно, так и было. Вероятно, это произошло потому, что я по глупости ожидала, что меня могут полюбить как всякую женщину.
— Совершенно верно. Теперь ты чувствуешь себя лучше?
— Нет! — воскликнула она. — Мне стыдно.
— Тогда ты думаешь об этом неправильно. Он мог обмануть тебя в отношении своих намерений, но ты обманывала себя насчет любви.
Теперь, когда она уже начала рассказывать свою историю, она не видела причин не признаться ему во всем.
— Похоже, что у меня больше гордости, чем разума. Из чувства гордости я поехала на его свадьбу и на банкет и даже поздравила его с женитьбой.
— О, Джилли!
— Более того! На банкете я узнала то, что давно знали другие: герцог сознательно сделал так, чтобы его невеста забеременела, для того, чтобы вынудить ее отца, человека богатого, согласиться на этот брак. Он любил ее, понимаешь? А в отношении меня он не испытывал никаких чувств!
Она ощущала себя несчастной и обиженной, но теперь уже не предательством герцога, а своим глупым тщеславием.
— Это было жалкое зрелище! Я не смогла сдержать себя. Я выпила слишком много шампанского, а ложь так ранит! Я выставила себя дурочкой перед всеми гостями, показав свою боль и обиду. Но я хотела…
— …того, чего хочет каждая женщина, — спокойно закончил он ее фразу.
При этом он повернул ее так, что они лежали живот к животу. Ее груди уютно расположились в гнезде волос на его груди, и она почувствовала, как набухли и заболели ее соски в ожидании его прикосновения.
— Ладно, Джилли. Ему повезло, что он не соблазнил и потом не оставил тебя.
— Что ты говоришь? — Конечно, он неправильно понял ее. — Ты хочешь сказать, что это мне повезло.
— Нет, — спокойно отозвался он. — Что бы он ни сделал, ты будешь в порядке. Но если бы ты сказала мне, что он действительно обидел тебя, то сейчас он мог отсчитывать последние часы, которые понадобились бы мне, чтобы доехать до Лондона.
— Не говори глупостей! — Она рассмеялась, довольная его заявлением. Ты ведь не стал бы…
— Если он оказался слеп к твоей красоте, твоей щедрости и нежности, то это его потеря. Но если бы он сознательно причинил тебе боль ради своих корыстных целей, то он очень пожалел бы об этом.
