я.
— Тебе не стоит беспокоиться о Стиви.
— А я беспокоюсь, Фил. Он же мужчина. Скажи честно, если бы у тебя никого не было и тебе предложили заняться сексом — без всяких обязательств, просто секс на одну ночь, — ты бы отказался?
— Стиви не в том положении, как ты описываешь, — говорит Фил. — Он встречается с тобой. И просто для сведения: да, возможно, я бы отказался. Вопреки распространенному среди женщин мнению, мужчины не всегда думают только тем, что висит у них между ног.
— И при каких обстоятельствах ты бы сказал «нет»? — спрашиваю я, уже почти видя проблеск надежды.
— Ну, я бы отказался, если бы сделавшая предложение женщина показалась мне безумной или уродливой. — Филип отпивает из своего стакана. Он явно думает, что поступил бы благородно, отказав безумной или уродливой даме. Я же в этом далеко не уверена. Но с другой стороны, я сейчас ничего не могу толком сообразить.
Неужели я выставляю себя на посмешище? Сегодня утром я лежала в постели и притворялась, что сплю, пока мой мужчина, изо всех сил стараясь не шуметь, ходил по спальне, принимал душ и одевался. В какой-то момент мне стало ясно, что он что-то потерял — по-видимому, бумажник. Я знала, что он лежит в верхнем ящике туалетного столика, — я видела, как он его туда положил, когда наконец вернулся со своей прогулки и отработки вокальной «подачи». Я и тогда притворилась, что сплю. Чтобы найти бумажник, Стиви обшарил карманы летней куртки, джинсов, стоящую рядом с кроватью тумбочку. Почему я не спросила, что он ищет, и не подсказала правильное направление поисков, избавив его таким образом от нескольких минут паники? Потому что я боялась.
Я не стала говорить со Стиви, потому что боялась того, что он мог сказать. Я не хочу этого слышать.
— Мне кажется, что я нравлюсь Стиви меньше, чем раньше.
На самом деле это не так. Я драматизирую. С похмелья меня всегда осаждают грустные мысли. Я знаю, что нравлюсь Стиви так же, как и раньше, а может и больше. Но я так его люблю и боюсь потерять, что безумно ревную.
— Я все время наблюдаю за другими женщинами. Я слежу, как они носят джинсы, выпирают ли у них тазовые кости, блестят ли волосы; какая у них кожа — чистая или нет, какая грудь — большая или маленькая. Никому, кроме вас двоих, я бы в этом не призналась, но меня просто переполняет ревность и тревога. Без сомнения, тут сказываются последствия взаимоотношений с Оскаром. Глупо было бы довериться мужчине во второй раз, но ведь еще глупее замкнуться в себе и вообще перестать доверять кому-либо, ведь так? Я просто с ума схожу. Ведь я влюбилась в него по уши, и что теперь делать? Мне даже представить больно, что я когда-нибудь его потеряю.
— Белла, дорогая, тебе что, нехорошо? — спрашивает Фил. Я прослеживаю за его взглядом. Лицо Беллы приобрело жутковатый зеленый оттенок.
— Здесь как-то душно, — говорит она, пытается встать и чуть не падает. — Мне надо в тень. — Она выпрямляется. Филип поднимается, чтобы пойти с ней, но она отмахивается от него.
— Оставайся с Лаурой. Со мной все нормально, правда. Ничего страшного.
Покорившись, он опускается обратно в шезлонг и провожает Беллу взглядом. Она направляется к отелю.
— Как ты думаешь…
— Что? — спрашиваю я.
— Да нет, ничего. — Он подзывает официанта и заказывает два джин-тоника. Я не протестую, несмотря на то что собиралась сегодня оставаться ясноглазой и пушистохвостой. После всех моих признаний мне захотелось выпить. Мы с Филом молчим, погруженные в собственные мысли, пока нам не приносят наши напитки. Взяв свой стакан, Филип, побалтывая им, катает по дну кубики льда. Когда он забывает сказать тост, я понимаю, что его что-то беспокоит. Филип — педант формы, и у него безукоризненные манеры.
— Как ты думаешь, с Беллой все в порядке? — спрашивает он.
Я бросаю взгляд в ту сторону, где она скрылась из виду.
— Да. С ней все будет нормально. Она не очень хорошо переносит солнце. Как она и сказала, ей нужно слегка охладиться.
— Ты не считаешь, что в последнее время она ведет себя странно?
— Нет, — отвечаю я, автоматически и не совсем честно. Я считаю, что она вела себя как высокомерный сноб, когда при всяком удобном случае выказывала свое презрение к двойникам Элвиса и всему остальному, что с ними связано, — но я же не могу обсуждать это с Филипом.
— Если бы с ней было что-то не так — если бы она рассказала тебе что-нибудь… — ты бы мне сообщила? — спрашивает он.
Отвечая на вопрос искренне, я сказала бы «нет». Интересно, когда женщина свято хранит любые, даже не совсем невинные секреты своей лучшей подруги, то это свидетельствует о высокой нравственности или, наоборот, о порочности ее натуры?
— Ну конечно, — вру я. Белла рассказывает мне далеко не все, так что мы занимаемся пустым теоретизированием, как, например, когда бойфренд закатывает тебе скандал, потому что ты призналась ему, что была бы не прочь переспать с Робби Уильямсом или с кем-нибудь еще из звезд первой величины. Ведь глупо, так как нет никакой реальной возможности осуществить это желание…
— Могу я кое-что тебе сказать? — спрашивает Филип.
— Конечно. Выкладывай. — Но он молчит, и я слушаю, как плещутся, смеются, болтают люди вокруг нас. На фоне всеобщего веселья безмолвие Фила приобретает зловещий оттенок.
Наконец он говорит:
— Слушай, только не подумай, будто я свихнулся. Если бы я считал, что ты меня не поймешь, я не стал бы ничего говорить.
— Филип, ну в чем дело?
— Ты тут сказала, что все время наблюдаешь за другими женщинами… Так вот, я тоже этим занимаюсь.
— Филип! — Я потрясена и даже не пытаюсь этого скрывать.
— Только не за женщинами, — поспешно добавляет он. — За мужчинами.
— Филип! — Я потрясена вдвойне.
— Не для собственного удовольствия. Я наблюдаю и слежу за ними, потому что ревную.
— Ты — что? — Меня разбирает смех, хотя, возможно, этим я обижаю Филипа — в том случае, если он надеялся на понимание и сочувствие с моей стороны.
— Я подозреваю, что у Беллы кто-то есть.
У меня падает челюсть, и я не нахожу ничего лучшего, чем заявить:
— Ты свихнулся.
Филип смотрит на меня, и в его глазах смешиваются печаль и надежда. Он явно хочет, чтобы я его разубедила. Точно такой же взгляд был и у меня, когда я ждала от Оскара приемлемых — обязательно приемлемых! — объяснений, почему он так поздно приходит с работы и куда исчезает в выходные. Меня захлестывает волна жалости, и я хочу заверить Фила, что в этом отношении со стороны Беллы не может быть подвоха. У него с ней все совсем не так, как было у нас с Оскаром.
Одновременно меня даже слегка злят его нелепые предположения.
— Белла тебя очень любит, Фил. Она тебе никогда не изменит.
— Я тоже так думал, но в последнее время она стала такая нервная и скрытная. Она звонит по телефону, когда я ухожу в душ, или вешает трубку, когда я вхожу в комнату.
— И кому она звонит, по ее словам?
— Амели.
— Ну, значит, именно ей она и звонит — наверное, по поводу поливки цветов или еще каких-нибудь мелочей. Ты же знаешь, насколько Белла дотошная.
— Я надеялся, что во время этой поездки нам представится возможность поговорить. Я знаю, что ее что-то беспокоит, и уже давно. Я пытался выяснить, что именно, но она не хочет со мной разговаривать.
