— Может быть, она размышляет, что ей делать дальше. Ну, по поводу работы и всего остального. Мне кажется, она хочет разобраться с этим сама, без посторонней помощи. Она всегда была независимой. Ты же ее знаешь. Ведь она потому и уволилась из официанток, чтобы поразмыслить о дальнейших жизненных шагах, разве нет?
Филип с грустью пожимает плечами:
— Может, и так. Я думал об этом, но она ведет себя так странно, будто чужая. Я просто не чувствую, что она рядом, и скучаю по ней. Она будто что-то скрывает от меня.
— У тебя же скоро юбилей — сорок лет. Неудивительно, что она что-то скрывает, — говорю я.
— Но у нее постоянно плохое настроение и глаза на мокром месте. Что-то ее гнетет. Всякий раз, когда мы четверо должны собраться вместе, она отнекивается, говорит, что устала. Ты раньше могла себе представить, что Белла предпочтет остаться дома вместо того, чтобы выйти в город и повеселиться? Вчера она тоже не легла в одно время со мной. Она спустилась вниз и сидела в баре в саду.
— И всего-то? И на основании таких доказательств ты решил, что моя лучшая подруга тебе изменяет? — Я разозлилась на Филипа за то, что он допускает подобные мысли о Белле. И когда он успел превратиться в такого Фому неверующего?
— Этих доказательств больше, чем в случае Стиви, — но ты ведь его подозреваешь.
— Да, подозреваю — и считаю, что этим выставляю себя на посмешище, — возражаю я и вдруг отчетливо понимаю, что злюсь сама на себя. Параноидальные измышления Филипа заставили меня стыдиться своих собственных подозрений и страхов. Отсутствие доверия между любящими людьми — самая ужасная вещь на свете. Благодаря своему жизненному опыту я очень настороженно отношусь к длительным отношениям, но именно моим длительным отношениям, потому что в то же время я твердо верю, что у других людей все должно быть хорошо. Поэтому сомнения Филипа сильно меня огорчили.
Филип, заметив мое негодование, вдруг делает неожиданное и совсем не характерное для него признание.
— И еще она стала отказываться от секса, — бормочет он, глядя в стакан.
Я глубоко задумываюсь. Несомненно, этот факт заслуживает самого пристального внимания. Я знаю, чего стоило Филипу такое признание. Это правда, что уже несколько недель Белла ведет себя странно. Она была резка со мной и Амели, но я относила ее раздражительность на счет того, что ей не нравится, что я встречаюсь со Стиви. Очевидно, это не так. И вдруг меня озаряет.
— О господи, Филип! — кричу я. И как я раньше не догадалась? Это же ясно, как божий день. Все кусочки складываются в четкую картину. — Она быстро устает, что-то скрывает, у нее часто меняется настроение и она потеряла прежний пыл в постели? — Глядя мне в глаза, Филип ждет, что я скажу. — Неужели не понятно? Фил, ты скоро станешь папой!
40. ПОДОЗРЕНИЯ
Может, Лаура права? Ну, в принципе, конечно, это не исключено. Возможно. Но вероятно ли? Кто знает… Напевая, я бреюсь и принимаю душ. Белла лежит на кровати и щелкает пультом телевизора. Ни один из миллиона спутниковых каналов не вызывает у нее интереса. Я наблюдаю за ней из ванной, через приоткрытую дверь. Рядом с кроватью на столике стоит большая банка с желе-бобами, которую она опустошила на две трети. Кроме этого, Белла съела гигантский пакет чипсов и половину плитки шоколада «Херши» — причем «Херши» ей даже не нравится. Может быть, она уже начала есть за двоих? Но тогда ей лучше выбрать рыбу или брокколи — что-нибудь с большей питательной ценностью и меньшим содержанием желатина.
Вытираясь полотенцем, я рассматриваю поведение Беллы в последние два месяца в свете предположения Лауры. Беременностью можно объяснить резкие перемены ее настроения и нежелание серьезно взяться за какую-либо работу. Никто не захочет вгрызаться в дело только для того, чтобы потом начать все заново. Это также объясняет, почему она не хотела лететь в Лас-Вегас — некоторые женщины боятся летать на ранних стадиях беременности — и почему она перестала пить. Правду сказать, у меня мелькала мысль, что впадать в трезвость на отдыхе — это в общем-то странная затея. Беременностью можно объяснить и этот ее приступ головокружения у бассейна, и почему она не купила ничего из одежды.
Но если она беременна, почему она мне ничего не сказала?
Возможно, она просто проявляет тактичность по отношению к Стиви и Лауре, не хочет перетягивать одеяло на себя — ведь эта поездка для них и о них, а совсем не о нас. Проявить подобную деликатность очень характерно для Беллы.
Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что именно так оно и есть. От облегчения и радости у меня кружится голова. Мне сейчас смешно вспоминать о том, как вчера ночью я лежал один в постели, а в моей голове теснились ужасные, омерзительные мысли. И как я мог вообразить, что у нее есть любовник? Безумие. Во имя всего святого, мы же в пустыне. Лаура, Стиви и я — единственные знакомые ей люди во всем штате Невада.
Обернув полотенце вокруг талии, я выхожу из ванной — покрытое каплями облако нежности. За эти два дня я слегка загорел. Белла любит, когда я мокрый и свежевыбритый, — она сама мне не раз об этом говорила. Я подхожу к постели и осторожно наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в макушку. Подумать только — эта женщина носит моего ребенка! Эта удивительная, красивая, умная женщина станет матерью моих детей! Я чуть не лопаюсь от гордости. Стоя над ней влюбленным вопросительным знаком, я жду, когда она отвернется от телевизора и я смогу поцеловать ее в губы.
— С тебя капает на постель, — не сводя глаз с экрана, говорит она.
Мне становится интересно, что ее так захватило. Неужели реклама кухонных ножей? Я беру пульт и выключаю телевизор.
— Эй, я его смотрела, — с неприкрытым раздражением ворчит она, поворачивается и бросает на меня косой взгляд. Это дает мне возможность запечатлеть на ее губах поцелуй. Белла не отстраняется, но держит губы плотно сжатыми, отчего мое намерение ее соблазнить погибает на корню.
— Если бы ты не отказалась от алкоголя, я бы сказал, что сейчас самое время выпить шампанского, так ведь, милая? — говорю я, затем с улыбкой добавляю: — Но в то же время, если бы ты от него не отказалась, то у меня, возможно, не было бы повода сказать, что сейчас самое время выпить шампанского.
— О чем это ты? — спрашивает Белла, зачерпывая из банки очередную пригоршню желе-бобов. — Не знаю, зачем я их ем. Меня от них тошнит.
Ее тошнит! Мне хочется ее расцеловать. Я ложусь рядом и, приподнявшись на локте, поворачиваюсь к ней:
— Я хочу рассказать тебе кое-что очень забавное.
— Забавное? Ну что ж, я не прочь послушать, — отвечает Белла и, не дав мне ничего сказать, добавляет: Я очень устала. Как думаешь, мы можем не пойти на сегодняшнее шоу?
Она смотрит на меня. Ее огромные карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами и немного похожие на глаза олененка Бэмби из мультфильма, никогда еще не казались мне настолько красивыми. Она крайне утомлена! Подтверждение всех моих надежд — такое же явное, как если бы она показала мне белую полоску с синей чертой на ней. Полноценная семья — это как раз то, что мне нужно. Что нам нужно. От волнения у меня начинают потеть руки. Я знаю ее секрет, и это знание распирает меня. Как бы не лопнуть.
— Мы можем не пойти на шоу, только если у нас будет весомая причина для этого, — отвечаю я. — В конце концов, мы ведь приехали в Лас-Вегас болеть за Стиви. Мы — его гости. Нам обязательно нужно показаться на генеральной репетиции. Это важно для укрепления его морального духа и веры в себя. — Я делаю исполненную значения паузу. — Мы можем пропустить его выступление только по очень, очень уважительной причине.
Например, из-за того, что моя жена испытывает недомогание, так как беременна нашим первым
